Мне нужно было найти место, где мы могли бы спать. Я договорилась, что будем ночевать в подсобных помещениях рынка на Хейнс-стрит. Я работала там, и они позволили мне обустроиться временно у них. Но вот наступал понедельник, момент, когда надо было идти в школу, я не понимала, что упаковала вещи только Лолы. Моя единственная одежда была на мне. Старые джинсы и потертая футболка мамы. Я стирала вещи каждый день. Иногда я шла в школу в сырой одежде. Однажды меня отправили домой, потому что футболка была слишком коротка. А она просто села от каждодневных стирок. Хозяин лавки, располагающейся неподалеку от подсобного помещения, отдал мне старье, мне стали платить. Это значило, что у Лолы были деньги на экскурсии, и на дни рождения, и на стоматологические осмотры. Все это время мне приходилось избегать любых вопросов об опекунстве.
Кормак нервно провел рукой по волосам. Он думал, что ад когда-то творился в его семье. Но ему хотя бы помогали друзья. Харпер же была совсем одна. Неудивительно, что она так сильно беспокоилась о Лоле. Ведь ей приходилось самой воспитывать ее.
У Кормака было много вопросов. Но он молчал, понимая, что Харпер следует выговориться сейчас. И он слушал очень внимательно, буквально закипая от гнева при упоминании о бессовестном поступке ее отца.
Она обхватила себя руками и дрожала.
– Ты дрожишь, – сказал Кормак. – Я принесу кофту.
Харпер протянула руку и схватила его за запястье.
– Останься.
И он выполнил ее просьбу. Он не стал выпускать ее руку, а держал между своими ладонями и дышал, пытаясь согреть.
Харпер не отрываясь смотрела на него, продолжая свой рассказ:
– Однажды я увидела тебя за одним из столов под дубом…
– Позади корпуса, в котором мы занимались биологией?
– Точно. Ты сидел на столе, положив ноги на скамейку. На тебе была футболка с изображением динозавров юрского периода.
Кормак поморщился. Он не помнил это время, но эта футболка ярко всплыла в памяти.
– Ты казался каким-то отрешенным, и взгляд был такой дикий. Я никогда тебя таким не видела. А все твои друзья валялись рядом на траве, шутили, смеялись. Им не было до тебя никакого дела. И то, что никто из них не видел, что ты страдаешь, разозлило меня. Поэтому…
Она посмотрела на него и опустила голову. Впервые он видел ее такой застенчивой.
– Я подошла к тебе и поинтересовалась, все ли в порядке. Ты посмотрел как бы сквозь меня, и тогда один из парней, не Грэй, а Джош, вскочил и спросил: «В чем дело, Эддисон? Клянчишь деньги для китов? Или на помощь пятнистым совам? Или попрошайничаешь на обед?»
– Неужели это было?
Харпер отмахнулась:
– В таком месте, как залив Мун-Бэй, всегда заметят, что каждый день ты ходишь в одной и той же одежде. Это обязательно станет предметом разговоров. А затем Джош повернулся к тебе и произнес: «Что думаешь, Уортон? Дадим ей то, что она просит?»
Кормак напрягся.
– Пожалуйста, скажи, что я послал его.
– Не совсем. – Харпер с трудом дышала. – Ты посмотрел прямо на меня и спросил: «Кто это вообще? Она ничего от меня не получит».
Кормак застыл. Он ощущал необъяснимый холод. И только тепло ее руки согревало. Он потянул ее за руку к себе ближе, ожидая, что она отпрянет, отвернется, и тогда он отпустил бы ее в то же мгновение. Но, немного поколебавшись, она прижалась к нему.
– Я и правда так сказал?
– Слово в слово.
Кормак закрыл глаза и попытался представить себе ее чувства. Это было не сложно, она все подробно рассказала.
– Джош не был моим другом. Он тусовался с нами иногда. Он мог быть мерзавцем и в лучшие времена. И по какой-то причине он относился ко мне больше как к сопернику, чем к другу.
– Наверное, все дело в твоих отношениях с Тарой, – прошептала Харпер.
Она уткнулась ему макушкой в шею, и он, вдыхая запах ее волос, позволил себе прикоснуться губами к ее волосам, прежде чем прошептать:
– Если бы Джош решил, что ты что-то значишь для меня, он бы превратил твою жизнь в ад.
Харпер решительно вскинула голову и посмотрела ему в глаза:
– Но ведь я не значила для тебя ничего. И все равно… все равно ты пытался меня защитить.
– Если Джош собирался поразвлечься, доставляя кому-то неприятности, то я всегда с радостью охлаждал его пыл.
Глаза Харпер блестели от слез при неярком освещении. Она прижалась к Кормаку, а потом вдруг истерично засмеялась. Вскоре ее смех стал больше напоминать рыдания. Со стоном она согнулась и закрыла лицо руками. Рука Кормака скользнула по ее спине. Под тонкой тканью атласного платья он чувствовал каждый ее позвонок. Слышал каждый вздох. Он хотел спросить ее, в порядке ли она, но промолчал. Она явно не была в порядке. Это было очевидно с момента ее прибытия. Теперь он знал почему.
Она выпрямилась.
– В тот день моя жизнь круто изменилась. Я решила доказать всем: маме, папе, вообще всем, что я больше никогда не буду пустым местом. Я никому не позволю отмахиваться от меня, как от назойливой мухи.