Романтическая ночь перед убийством

– Да говорят же тебе, далеко я от них был, да и слышу плохо!

– Ну, Филимон Пантелеевич, миленький, ну, хоть примерно! Ну, два раза или три?

– Да не, больше… Можа, разов пять.

– Ой, ну, спасибо вам, Филимон Пантелеевич! Вы мне так помогли!

– Да мне твое спасибо – как козе галоши!

– А что мне для вас сделать? Может, денег вам дать? – я полезла в сумку за кошельком.

– И на што они мне?! У нас и магазина-то нет! – дед говорил слово «магазин» с ударением на втором «а».

Я очень удивилась:

– Как нет? А где же вы продукты берете?

– Вот сразу видно – городская ты! – усмехнулся дед. – На огороде у себя беру! Картошку на днях копать примусь, а еще у меня морковь посажена и свеколка. И помидоров – вон, двадцать кустов. И тыквы, на зиму… Где беру? Скажет тоже…

– А хлеб?

– А хлеб у нас Настёна пекёт, на всю деревню. Она баба молодая, ей только шестьдесят пять сполнилось. Берет в магазине муку мешками и пекёт. А мы у нее покупаем. Пятнадцать рубликов за буханку. А буханка вот такая, – дед показал руками большие размеры хлеба, – мне ее на неделю хватает! А молоко и сметанку я у Никитишны беру, она козу держит. Но не за деньги, нет – я на картошку их у ей меняю. Она картошку сажать не может, у ей ноги болят, а я козу держать не могу, вот мы и меняемся.

– Ну, это вы здорово придумали! – восхитилась я. – А одежду где покупаете?

– А на што она мне? Мне уж, почитай, завтра помирать… Я старье свое и донашиваю… А кому надо – нам раз в месяц пенсию привозят с почты, и с ними магазин передвижной приезжает, ну, машина такая. А там всякий товар – и еда, и одежка, и посуда… Токмо никто почти ничего не берет. В деревне-то одни старики остались. Нам уж ничего не надо, да и мало нас…

– Маленькая у вас деревушка, – согласилась я.

– Да, все молодые в город уехали. Мы вот, старичье, остались. Как все поумираем, так и деревня умрет.

– А что вам все-таки надо? – спросила я старика. Мне почему-то стало так жалко и его, и эту деревушку…

– Струмент мне надо! – вдруг обрадовался дед.

– Что? – не поняла я.

– Ну… струмент. Молоток, там… ножовка, плоскогубцы… Струмент, одним словом! Этого магазин на машине не привозит, а мой старый сгнил весь давно да поломался. А я не токмо себе – я и бабкам-соседкам все монтирую. У Никитишны, вон, крыльцо сгнило совсем, она не может в дом входить, просит отмонтировать. Хоть две доски, говорит, прибей, не то провалюсь, доставать вам потом меня придется. Вот мне струмент для того и нужен.

Я клятвенно заверила деда, что обязательно привезу ему новый «струмент». Он попросил меня не провожать его до дома – сам, сказал, прогуляется, а то Никитишна увидит нас в окно, приревнует его, последние волосенки ему выдерет. Молодец, дед, восемьдесят лет, а еще хохмит!

Пантелеевич захромал к себе, а я вернулась на поляну и начала внимательно, медленно ходить по ней вдоль и поперек, осматривая все вокруг. И мои предположения оправдались: я нашла две алюминиевые банки из-под пива, в каждой из которых было пробито по одной дырке. Я прихватила банки с собой, положив их в полиэтиленовый пакет, и вернулась к машине. Выкурила сигаретку, желая спокойно подумать, привести мысли в порядок. Потом я села в машину и рванула в город.

Дома, заварив себе кофе и распечатав новую пачку сигарет, я уселась на диван с ногами. Чашка и пепельница стояли на журнальном столике возле меня. Я потягивала мой любимый ароматный напиток и рассуждала сама с собой. Так, кое-что прояснилось. Я-то подумала сначала, что поездка такая далекая, отнявшая у меня полдня, почти ничего мне не дала. А вот и нет! Дала, и много чего! Итак, что нам известно, Татьяна Александровна? Я-то удивлялась, отчего это Антон поперся в лес один! А оказывается, он был не один, а со своей девушкой – Тиной-Диной-Котенком. Они дурачатся на поляне, очевидно, что они же стреляют по банкам… Откуда у них пистолет – это мне еще предстоит выяснить. Но почему девушка Антона, эта Тина-Дина, решила вдруг выстрелить в него, да еще в упор? И вообще, она ли стреляла? Может, там был кто-то третий, нарушивший их идиллию? Да, это вполне возможно. Во всяком случае, теперь понятно, почему девушка Антона не интересуется его длительным отсутствием. Она знает о его смерти!

Теперь – насчет выстрелов. Филимон Пантелеевич говорит, что, хоть и плохо, но слышал он эти выстрелы. Раз пять. Если их было пять, а в голове у Антона одна дырка, и в двух банках еще по дырке – тогда где остальные две пули? Кто в кого стрелял? У них что, дуэль была? Или это она стреляла в банки, а потом вдруг решила пальнуть в любимого? Он ее обидел? Вот это мне и предстоит раскопать. И еще, мне срочно надо наконец найти девушку Антона, эту Дину-Тину-Котенка! Это ценнейший свидетель, если вообще – свидетель.

Я допила кофе и набрала номер Мельникова:

– Андрюша, здравствуй, дорогой!

– Привет, Тань. Что скажешь хорошего?

– Хорошего? А что, и скажу! Новость у меня действительно потрясающая. Только ты мне потом тоже кое-что сообщишь, взамен. Идет?

– Ну, допустим… Так что ты раскопала?