Романтический эгоист

Любопытная симметрия: Людо не хватает духу уйти от жены, а у меня не хватает духу себе жену завести. Мы две оборотные стороны одной медали по имени мужчина. Который не в состоянии сделать две вещи: уйти и остаться.

четверг

Я напиваюсь от бессилия. Люди входят в мою жизнь и выходят из нее, как из вращающейся двери отеля “Плаза-Атеней”. Сегодня вечером состоится открытие “Нового кабаре” (пл. Пале-Рояль, Первый округ). Чудесное место, что-то вроде африканской хижины с футуристским дизайном. Точь-в-точь как у Кубрика в “Космической одиссее-2001”. Кубрик понял, что человечество — это стая обезьян, бродящая в пустыне из белого пластика.

пятница

Ставлю на Франсуазе новый опыт: клеюсь на трезвую голову. Мне необходимо сосредоточиться, чтобы не надоесть ей. Не покраснеть, когда мы встречаемся взглядами. Избежать долгих, неловких пауз, не отводить глаз. Я боюсь переборщить с искренностью. Ужасаюсь при мысли, что и правда влюблюсь. Мы начинаем говорить одновременно:

— Извини, я тебя перебил.

— Нет-нет, давай.

— Нет, сначала ты.

— Я уже забыла, что хотела сказать.

Детский сад. Несколько часов спустя то же самое повторяется по телефону:

— Ну все, клади трубку.

— Нет, ты первая.

— Ладно, считаем до трех.

Я делал вид, что мне есть из чего выбирать, но понимал, что выбирать не приходится. Это относится и к мужчинам, и к женщинам. Нас выбирают, и всё, надо просто дождаться своей очереди и не упустить свой шанс. В конце ужина я все-таки заказываю бутылку розового вина, содержимое которой и закладываю за отсутствующий галстук. Но так и не решаюсь ее поцеловать… Боюсь облажаться. Я смотрю ей вслед, еле сдерживаясь, чтобы не побежать сломя голову за ее машиной. В желудке порхают бабочки, цветет сирень, текут реки счастья. Подношу руку ко рту, на моих глазах выступает роса. Я воскресаю.

суббота

Чудно, и без малейших вкусовых сбоев, провел вторую половину дня с девушкой, которую практически не видел с начала этого дневника (Франсуаза — это то самое платье с обнаженной спиной на Форментере). Как будто кто-то занавесил все нежной, печальной и легкой дымкой. Мне хотелось просто-напросто, чтобы у меня ныл живот, когда я думаю о ком-то. Хотелось встретить женщину, ускользающую от меня, но от которой бы я сам не захотел бежать. Франсуаза только ушла, а я уже думаю: ее красота невыносима, у нее чудовищное имя, но от нее хорошо пахнет, наверное, перед выходом помыла голову, мне ее не хватает, она сдержанна и чувственна, мне нравятся ее ногти, круглые локотки, четкий рисунок плеч, ее низкий и торопливый голос, как у Катрин Денёв, мне нравится, что она хохочет, как гиена, повторяя мне, что никогда не носит трусики, я люблю ее серые глаза, такие огромные, что она поневоле их часто щурит (как, должно быть, утомительно все время широко открывать серо-зеленые глазищи, как у рассерженной кошки), мне хотелось бы узнать, какими духами она пользуется, чтобы купить их и нюхать, думая о ней… Ну и ну! Не такой уж ты и циник, Оскар! Может, просто лето кончается? Время, когда гормоны хлещут через край, а загрязненность воздуха достигает высшей отметки.

Лето История а

Жизнь мешает выражению самой жизни.

Если бы я познал великую любовь, я бы никогда не смог ее описать.

Фернандо Пессоа

воскресенье

Я, кажется, омерзительно влюблен. Я не знал тебя, но узнал тут же.

понедельник

Фаза ускоренной бубонизации: вчера обедал в отеле “Кап эден рок” с Бернаром Анри Леви и Ариэль Домбаль, которые так друг друга любят, что смотреть противно. Сидя у бассейна, мы грызли орешки кешью, оставив арахис американским миллиардерам по имени Джерри. Красавица Ариэль заявила нам, что на ближайших выборах проголосует за коммунистов, потому что Роберу Ю нравится ее голос (это понятно). Я искренне полагаю, что в “Эден роке” мы с ней были единственными коммунистами. Мы с Бернаром пили персиковый сок и говорили о забытых войнах. Нам было очень хорошо: все лучше, чем обсуждать САС 40[187]. Удастся ли мне когда-нибудь любить женщину так же долго, как любит он?

вторник

Мы созваниваемся каждый день. Я послал Франсуазе цветы, на квартиру ее матери, приложив четыре строфы Ларбо[188] :

Мою судьбу принес тебе я,

Мою никчемность — вместе с ней;

Мой пламень — нет его слабее,

Мой жребий — нет его гнусней.

Ты недостойна этой крохи,

Как я — любви твоей, мой друг;

Покуда метишь ты в пройдохи,

Я мечу в скептики… А вдруг?

Я понял силу нетерпенья,

Ты — искушенья… Но признай:

Поскольку вряд ли старый пень я,

Ты вряд ли мой веселый май.

Не одарят нас чувства драмой —

Так будем помнить в день любой,

Что на земле, на этой самой,

Мы только путники с тобой[189].