Романтический эгоист

понедельник На этой неделе мне исполнилось 36 лет. То есть мне 18 лет, уже 18 лет. Этот дневник – своего рода прощание с беззаботностью, история человека, который продолжает делать глупости, хотя юный возраст не может послужить ему извинением. Вот, например, я влюбился в Франсуазу: теперь я уверен, что она спит с Людо и со мной одновременно (каждый раз, когда я заговариваю о нем, она меняет тему – по-моему, она колеблется между нами). Любить эту сумасбродку – большая глупость, не любить ее невозможно. Мне полезно немножко пострадать; это меня молодит. Влюбленный, который перевалил за тридцать, выглядит довольно смешно, но любить все-таки менее утомительно, чем ежевечерне выполнять гимнастические упражнения в спортзале “Ритца”. И потом, из любви к симметрии, я всегда могу перепихнуться потихоньку с какой-нибудь девицей, чтобы отплатить Франсуазе той же монетой…

вторник Рене Жирар [238] считает, что ложь романтична, а правда романична. По-моему, наоборот: ложь романична (роман – это искусство не говорить правды, отвергать тиранию откровенности, шантаж искренности, диктатуру достоверности), а правда романтична (что может быть поэтичнее и лиричнее откровенности, какое неистовое требуется мужество для того, чтобы просто сказать, что вы думаете на самом деле).

четверг

Людо переживает, что видит детей только два уикенда в месяц. Я пытаюсь его успокоить:

– Отцы созданы для того, чтобы отсутствовать. Так уж повелось: роль отца состоит в том, чтобы исчезнуть до того, как ему найдут замену.

Не думаю, что мне удалось его утешить…

Что касается Франсуазы, то мы по-прежнему избегаем этой темы. Я слишком боюсь потерять разом их обоих.

пятница Линяю c Франсуазой в Амстердам, поесть спейс-кейки. В Музее Ван Гога выставка “Ван Гог и Гоген” повествует об их бурной дружбе. История нам известна: поработав вместе в желтом доме в Арле, они жутко разругались, и во время ссоры Ван Гог отхватил себе пол-уха, пригрозив предварительно Гогену бритвой. Один английский критик высказал недавно новую теорию: это Гоген отрезал ухо Ван Гогу во время ссоры. Просто Майк Тайсон и Эвандер Холифилд! [239] Таким образом, от нашего видения про́клятого художника не остается камня на камне. Надо пересмотреть догматы долоризма, согласно которым стать гениальным можно только самоуничтожаясь. А на самом деле происходит обратное: если вы гениальны, окружающие вас уничтожают (Антонен Арто догадался об этом уже в 1947-м: “Ван Гог – самоубийца руками общества”).

суббота Амстердам – настоящая столица мира лили (либерально-либертарного), потому что проститутки тут выставлены в витрине, а наркотики – в свободной продаже. Раньше Нью-Йорк назывался Нью-Амстердамом. Над городом, на низкой высоте, проносятся самолеты, и я ловлю себя на том, что с опаской слежу за траекторией их полета. Секс под воздействием сканка утраивает спазмы: мы не спим всю ночь в номере отеля “Амбассад”, потеем и накручиваем лучшие оргазмы в жизни. Любовь, влажные волосы, хочу, еще хочу, еще-еще, запотевают окна. Нам даже соседи в стенку постучали: обстановочка та еще! Они с радостью выплеснули бы на нас ушат воды, чтобы кровать не скрипела. Я знаю, что никогда с такой частотой кончать не буду; надеюсь, Франсуаза придерживается того же мнения.

воскресенье Вчера – вторая бессонная ночь в “Яб Юм” (Сингель, 295), самом роскошном борделе Европы. Мне нравится смотреть, как моя любимая изменяет мне с женщинами. Я смотрю, как они жадно целуются, мылят друг друга в ванне, мажут кремом груди, засовывают друг другу палец в щелку, и кончаю им на спины. Они испускают хриплые крики, и мы начинаем все сначала, снова и снова. Как все-таки утомителен гедонизм! Не забыть бы предупредить Уэльбека, что ему больше не имеет смысла ездить в Паттайю; амстердамочки весьма умелы. Их девиз – плагиат найковского: “Just do me”.

вторник

Франсуаза: Что мне больше всего в тебе нравится? То, что ты совсем ребенок.

Я: Мне везет как утопленнику! В тридцать шесть лет напасть на педофилку!

среда Констатирую изменение ночных нравов: раньше нужен был предлог, чтобы употреблять наркотики, теперь требуется отмазка, чтобы этого не делать. Амстердамский таксист нюхал кокс, не выпуская из рук руля. Он предложил и мне – по 60 долларов за грамм. Остановившись на красный свет, мы вдохнули порошок, потом он на всю мощь врубил радио, и я понял, что пребывание здесь в очередной раз плохо отразится на моем здоровье.