МИССИС НОУЛ. Нет, дорогая, сейчас не надо. Позволь мне немного побыть одной (
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Ты называешь это романтикой, Джейн? Теннис, благотворительные балы и тесные туфли?
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Возьми вот эту обыкновенную бытовую историю, которую только что рассказала нам моя мать, и сравни ее с романтическими легендами, которые дошли до нас из глубины веков. Печально, Джейн, что теперь люди готовы довольствоваться столь малым.
ДЖЕЙН. Да, дорогая, это грустно, так грустно, но я не думаю, что тетя Мэри…
МЕЛИСАНДА. Я не виню маму. Нынче это обычное дело. Романтики не осталось.
ДЖЕЙН. Не осталось, дорогая. Я не столь романтична, как ты, но в этом полностью с тобой согласна. Как печально. Уж не знаю, в чем причина, но романтики не осталось.
МЕЛИСАНДА. От одной мысли о том, как нынче женятся, пробирает дрожь.
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Он встречает Ее (
ДЖЕЙН. В котелке! Поневоле содрогнешься.
МЕЛИСАНДА. Ее мать тактично наводит справки о его годовом доходе, узнает, что он – милый, добропорядочный молодой человек и решает, что он женится на ее дочери. Его приглашают прийти вновь, его приглашают на приемы и званые обеды. Всем понятно, что он влюблен в дочь. Члены семьи стремятся оставить их вдвоем… если представляется возможность, Джейн (
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Приходит день, когда он делает ей предложение.
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Он бормочет какие-то далеко не самые прекрасные слова, которые она принимает за предложение. Идет и говорит матери. Он идет и говорит отцу. Они обручены. Теперь он называет ее «моя невеста», она его – мой жених». Обрученными они могут оставаться долгие месяцы…
ДЖЕЙН. Иногда годы, Мелисанда.
МЕЛИСАНДА. Долгие годы… и когда они куда-нибудь приходят, люди отпускают на их счет глупые шутки и очень громко кашляют, если они заходят в комнату, где больше никого нет. Наконец, они уезжают на медовый месяц, сообщая всем, и, прежде всего, газетчикам, где они его проведут, а потом возвращаются и начинают говорить о хлебном соусе. Джейн, это ужасно.
ДЖЕЙН. Ужасно, дорогая. (
МЕЛИСАНДА. Как поступлю я? Как поступлю я, Джейн?
ДЖЕЙН. Видишь ли, Сэнди… я хотела сказать, Мелисанда… видишь ли, дорогая, это двадцатый век и…
МЕЛИСАНДА. Иногда я вижу, как он, закованный в броню, проезжает на коне под моим решетчатым окном.
ДЖЕЙН. Я знаю, дорогая. Но, разумеется, теперь они туда не мчатся.
МЕЛИСАНДА. И когда он проезжает на коне под моей комнатой, напевая себе под нос, я машу ему нежно-белой рукой, которую просунула сквозь решетку, и бросаю вниз что-нибудь в знак моего расположения, пустячок, который он может прикрепить к шлему, розу… возможно, всего лишь розу.
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. Смело!
ДЖЕЙН (
МЕЛИСАНДА. А как еще он мог узнать, что я люблю его? Как еще он мог прикрепить мой подарок к шлему, отправляясь на битву?
ДЖЕЙН. Да, разумеется, только так.
МЕЛИСАНДА. А потом, победив в бою всех врагов, он возвращается ко мне. Я скручиваю простыни, связываю их в веревку, ибо меня заточили в моей комнате, и спускаюсь по ней к нему. Он сажает меня в седло перед собой, и мы вместе уезжаем в большой мир, вместе навсегда!
ДЖЕЙН (