Романтик

— Да не кипятись! — равнодушно и даже легкомысленно ответил Кавун. — Весь день майор со взводом связи под пулями лежал, натерпелся страху, наползался — вот на нас зло и срывает. Вместо благодарности. Ты же знаешь: его любимый конек — форма, порядок, устав. Ничего, обтешется, еще сам тельняшечку попросит достать и кроссовки наденет.

— Пока это произойдет, он нас всех изведет до смерти.

— Есть будешь? — поинтересовался Ваня.

— Угощаешь? — спросил я, немного успокоившись.

— Угостил бы, да нечем. Каждый ест свое, а я съем твое! Ха-ха. Завтра подъем в пять утра, и в пять тридцать мы уже будем там, откуда ты сейчас драпал. Штурм укрепраиона в шесть тридцать, по холодку.

— Вот по холодку нам там и наваляют, и остывать долго не придется. К нам подтянулись остальные офицеры роты, и после короткого инструктажа командир приказал:

— Треть солдат на охранение, смена через два часа, от взвода по посту, офицерам распределиться для проверки. Заменщики, то есть я, отдыхают. Отбой! Замполит может спать в моем СПСе. Заслужил.

Мы полезли через камни, выстроенные кольцом неумелым солдатом, и укрытие рассыпалось, завалив спальный мешок Кавуна.

— Балбес, который это сооружение построил, ко мне!

Из темноты показалась фигура солдата. Не солдат, а грязное привидение. Опять Витька Свекольников, этот молодой солдат-первогодок только два месяца как из Союза.

— Я, товарищ капитан, строил, но я старался, честное слово, — виновато произнес он.

— Я, я, головка от патефона!

— Свекольников, почему такой грязный? — грозно насупился я.

— Да вчера мылся. — Виноватая улыбка не сходила с лица солдата. — Это сажа налипла, когда чай варил на костре, да пыль.

— Чай варил, как будто тобой чай варили!

— Свекольников, мы пойдем, чай в первом взводе попьем, а ты все восстанови, да чтоб ночью нас не прибило. Устал? — посочувствовал Кавун.

— Есть немножко! — вздохнул Витька.

— В общем, строить и ложиться спать возле нас, себе СПС тоже создай. Дубино, скажи, что освобождаю от охранения; будешь на связи. Охранять только нас. Если меня «духи» ночью уволокут — яйца отрежу. Понял?

— Понял, — широко заулыбался Свекольников.

В темноте блестели зубы и глаза, а что лицо чумазое, заметно было даже в темноте.

Да, война в горах — не сахар. Воды — в обрез, на трое суток две-три фляги, и этой водой не помоешься. К нашему сухпайку в последнее время стали давать гигиенические салфетки, которые пахли спиртом и одеколоном. Одной из них можно протереть лицо, шею, пошоркать руки. Лицо ототрешь, а руки — чисто символически. Зубы не почистишь, это можно сделать лишь, когда к технике спустишься. Тогда помоешься и попьешь вволю.

В первом взводе у костерка, спрятавшись за камнями, сидели два узбека и кипятили в чайничке воду. Маленький на литр кипятка, взятый в каком-то кишлаке, он давно весь покрылся сажей толщиной в палец. Вода уже кипела. Солдаты о чем-то разговаривали на родном языке.

— Ну, что, бабаи, согрели чай? Заварку покруче — и все свободны, разводите свои «хала-бала» во сне!

Улыбки стерлись с лица. Якубов-маленький разлил жидкость по кружкам и уже хотел уходить. Но ротный остановил его.

— Якубов! Ты почему все время волком глядишь? Глаза у тебя недобрые, взгляд мне твой не нравится! Подобрей или сгною!

— По-рюски не понимай, капитан! — ответил тот и, закинув за спину автомат, заковылял в темноту.

— Вот и пойми их: о чем говорили — не поймешь, глядит волчонком, в глазах — неприязнь. Прижмешь — улыбается, а отвернешься — жди нож в спину. «Узбекская мафия» в роте сильна. Нужно ее искоренять, а у меня замена на носу. Так что это твои заботы будут и нового ротного. Я и так уже в Афгане пересидел, переслужил, — выдал глубокомысленно ротный.

— Ваня, не все они — гнусы. Вон Якубов-большой, которого Гурбоном зовут — отличный боец, Рахмонов — хороший механик, — слабо возразил я.

Это было чисто символическое возражение. Мусульмане, за исключением таджиков, воевать не любили и не хотели. Чай погонять, плов сварить, мясо пожарить — это они любят, а воевать — нет. Да и война со своими — единоверцами тем более им была неприятна. Вот если б где-нибудь в Европе против «бледнолицых», может, все было бы по-другому, но вряд ли. Не солдаты они.