Романтика неба

Загорался день. Как-то сразу посветлело небо, и потоки солнечных лучей окрасили все вокруг в нежно-розовый цвет. Оглянувшись, я увидел через стекла кабины сплюснутое полушарие солнца, всплывающего из-за морского горизонта. Море вдруг потемнело и покрылось рябью, но ненадолго, через минуту оно снова было спокойным, голубым и чистым, словно умылось.

Море осталось позади. Под нами проплывали белые кручи возвышенности. С любопытством оглядываю незнакомую мне местность, которая на карте моей отмечена словами: «Не исследовано». Никаких признаков воды и растительности! Ровная поверхность выжжена беспощадным солнцем. Лишь весной на короткий срок здесь появляются всходы обильной травы, и тогда сюда стекаются огромные стада диких коз и джейранов.

Нетерпеливо всматриваюсь вперед. Вот оно, озеро Барса-Кельмес! Бело-розовое, оно искрится под солнцем алмазными брызгами. Это кристаллическая корочка соли, а под ней наверняка всепоглощающая трясина. В середине озера, словно бородавка, — скалистый островок с развалинами крепости. Бурые глыбы лежат хаотично.

А вот и палатки нефтяников, они стояли километрах в двух на север. Рядом с палатками чернели груды металлических конструкций.

Приближаемся к озеру. Сбавляю обороты мотора, иду на снижение. Триста метров. Самолет тряхнуло, и в кабину ворвался тошнотворный запах сероводорода и паленого металла. И вдруг меня охватило какое-то странное чувство тревоги. Машину опять тряхнуло. Мы над самым островком. Мрачные глыбы, каменная осыпь. Промчались на бреющем полете. Все промелькнуло, осталось позади, только озеро еще под нами, и запах, и чувство беспокойства.

А вот и берег. Все! Воздух чистый, и страх исчез. Что это — внушенное или в самом деле — какие-то флюиды?

Вспоминаю слова старика; «Там птица не пролетит, не пробежит джейран и чабан не прогонит своих овец. Аллахом проклятое место!»

Вглядываюсь вниз, в песчаный лик пустыни, и мысли толпятся, толпятся. Вспоминается что-то вычитанное о древней истории этих мест и мерещится прошлое: минареты, мечети, дворцы. Хорезмшах с пышной свитой, арабский полководец Кутейбой, Свистели стрелы, полыхали пожары и, заливая кровью землю, в тучах пыли двигались орды Чингисхана. Все это было, и все прошло…

…Стрелка масляного манометра дрогнула и поползла налево. Все — кончилось масло! Надо садиться… Впереди Кегейли, дотяну ли…

И вот мы снова садимся на той же полянке в Кегейли. Нас снова встречает на двуколке Керим, Он смотрит на нас с каким-то досадным недоумением:

— Телеграмму только-только передали, а самолет уже прилетел. Как можно так быстро?

— Какую телеграмму?

Керим недовольно хмурит брови.

— Есть тут больной один…

Халмуратов влетает в коляску:

— Тогда давай спешить!

Керим сердито сплевывает на дорогу.

— Зачем спешить? Не надо спешить. Ничего с ним не случится, с толстым жирным муллой. Вчера на свадьбе объелся плову. Жадный мулла, плохой мулла! Пусть ему шайтан помогает. Тьфу!

Счастье Керима

Халмуратов взбежал на крыльцо и, столкнувшись в дверях с завхозом, тут же при мне попросил его раздобыть для самолета автомобильного масла. Потом кивнул мне головой и скрылся в больничном коридоре.

Я остался на улице. И только хотел присесть на лежащее возле дувала толстое, вросшее в землю бревно, как к больнице лихо подкатила грузовая машина с брезентовым верхом. Не выключая мотора, шофер, вихрастый парень в рабочей спецовке и в вышитой узбекской тюбетейке, схватив помятое ведро, побежал к арыку за водой. Из кабины, сняв фуражку и отряхивая ее от пыли, вылез загорелый до черноты мужчина лет пятидесяти, с веселыми молодыми глазами, черной бородкой клинышком, с черными усами, но с совершенно седой головой. Забыв о приличии, я бесцеремонно уставился на его бородку и усы, стараясь определить, натуральные они или крашеные?

Незнакомец широко улыбнулся, обнажив два ряда белых крепких зубов.

— Не старайтесь угадывать, — сказал он, подавая мне руку. — Борода моя не крашеная, а зубы не вставные. Смею вас уверить. — И тут же представился: — Вертий Никита Тимофеевич.

Я раскрыл от удивления рот. Это был известный геолог, начальник разведывательной геологической экспедиции, изыскательные партии которой были разбросаны по всей Каракалпакии.

— Вот, еду в Турткуль за кадрами, — сказал он, наклоняясь и подтягивая за голенища брезентовые сапоги. — Этот чертов Барса-Кельмес мне всю душу вымотал! Табу! Запретная зона у местного населения. Боятся панически злого духа — шайтана. Не идут туда работать ни за какие деньги! А рабочие нужны вот так. — Он провел себе пальцем по горлу. — Ну что, поехали?

Эти слова уже были обращены к шоферу, успевшему долить воды в радиатор.

У меня мелькнула мысль:

— Простите, одну минутку!

Геолог, открывавший дверцу кабины, остановился.

— К вашим услугам.

— Я, наверное, сегодня привезу вам двух рабочих, — сбивчиво начал я. — Понимаете, тут… романтическая история. Влюбленная молодая пара. И им нужно скрыться.

У геолога заблестели глаза.