Романтики и реалисты

Вышел Игорь, родители. Но Светка качала головой и повторяла, что надо ехать, и все. Потом даже прикрикнула: что это за манера ночью выяснять отношения? А Ася думала об одном: вчера перед Эрмитажем она звонила Аркадию. Все было хорошо. Что могло случиться за день? И поняла; все что угодно. Все могло случиться за день, за час, за секунду. Все несчастья случаются мгновенно. И тут же раздался звонок. Светка схватила трубку. И, чеканя каждое слово, проговорила громко: у Аськи дома все в порядке.

Свалилась тяжесть. Господи, зачем же тогда такая суета, если дома все в порядке? Мариша как почувствовала, позвонила. Она всегда все чувствует, это у нее такой дар… Но все-таки что случилось? Почему надо ехать? Они выходили, Ася, Светка и Игорь, а в глазах соседки светился все тот же желтый монетный вопрос: опять такси?

– А чайник-то зря вскипятили, – услышала Ася уже за дверью ее скрипучий голос. – Можно, я налью себе чашечку?

«Что-то со мной случилось, – думала Ася. – Со мной? Но ведь со мной ничего не случилось!»

Олег и Корова разместились в той же выгородке, в которой жила Ася. Олег хотел жить отдельно, но Корова возмутилась.

– Нам надо быть вместе, – сказала она. – Мужчину и женщину связывают или определенные отношения или никаких. У нас никаких. И ты, насколько мне известно, не сексуальный маньяк, поэтому сохранишь спокойствие, если увидишь мою голую ногу…

– Сохраню, – засмеялся Олег.

– Смех был оскорбительный, – заметила Корова, – но черт с тобой. Я с Маришкой не соперничаю, у меня есть чувство юмора.

– Брось, – сказал Олег. – Не язви без надобности.

– Это можно, – согласилась Корова, – хотя, если мы с тобой сегодня чего-нибудь на ночь не выпьем, нам завтра будет трудно. Не надо было так торопиться, чтоб успеть на похороны…

– А я что говорил? – Олег начал злиться. – Почему мы не дождались Аську? Что за необходимость была мчаться без всякой информации?

– Знаешь, в чем твоя слабость? – спросила Корова, стаскивая с себя чулки вместе с поясом и облегченно оплывая. – Господи, как хорошо и легко! Так вот, милый мой, ты по сути своей человек из народа. Тебе понятны боль и забота маленького человека, и ты в упор не видишь страданий начальников…

– Мели, Емеля…

– Вовочка – тоже человек, и его можно понять, у него сейчас начнутся неприятности… Вот почему мы здесь.

Катя принесла им чайник. Он раскаленно всхрапывал, обдавая Катины руки паром, а она и не видела, и не чувствовала. Все вспоминала, как он к ней ворвался, этот при-дурочный учитель. Господи, а трясся-то как, умоляя звонить, звонить, звонить! Потому что ведь он «ни сном, ни духом», корреспонденту, что уехал, ведь все было ясно, так что, теперь снова приедут и он снова должен будет отвечать за всякую психопатку?.. Повесилась-таки, кретинка! Но он-то, он при чем тут? Он даже кричал это – при чем тут?! – каким-то визгливым, бабьим голосом, и Кате было вначале противно, а потом стало жалко, так жалко-противно, что она стала звонить этой самой несимпатичной Асе в редакцию. Любаве уже ничем не помочь, а этот учитель хоть и никудышный, но все-таки живой. И с той самой минуты, как Катя сумела за тридцать минут пробиться сквозь непогоду и расстояние и связаться с редакцией, с той самой минуты, как она четко и телеграфно передала все «прямо Москве», с той самой минуты она ощущала себя центральным персонажем всей этой истории, а потому вошла в выгородку без стука и чайник поставила по собственной инициативе, и у Любавиной бабушки взяла пятнадцать штук поминальных, что на завтра, пирожков для этих корреспондентов, которых она решила направлять и вести, а не отпускать на самотек, как ту, несимпатичную ей Асю. Приехала, туда-сюда – и уехала. Катя чувствовала в себе большую, неведомую ей раньше силу. Почему-то казалось, уверенно казалось, что теперь она скоро отсюда уедет. И мысленно она уже прощалась с этой выгороженной на почте квартиркой, куда другие приезжали и уезжали бесследно (модельерша не в счет) и где она одна сумела прожить незряшную, значительную жизнь. Доказательство тому покойница Любава и эти двое, что решили жить вместе, но это не страшно, сразу видно, что они не мужчина и женщина, а товарищи по работе. Ничего такого не будет. Разве иначе она согласилась бы?

– Садитесь с нами, – сказал Олег, доставая бутылку «старки» и роскошнейшую коробку конфет, которая продавалась в буфете их редколлегии. Корова фыркнула. Водка – это понятно. Но конфеты? Олег никогда принципиально не заходил в этот начальственный буфет. Корова принципиально заходила, считая себя вправе пользоваться всем, что есть в редакции. Она не знала, что конфеты были куплены для Мариши, но он тогда забыл их вытащить, вот и привез сюда, к восторгу этой придурочной Кати, которая держится с ними, как полковничья жена с солдатами мужа на параде – покровительственно и любовно.

Корова с присущей ей прямотой и неделикатностью хотела ей это сказать, но вдруг увидела лицо Олега и осеклась. Он протягивал Кате коробку, а потом старательно, строго по ее указанию накапывал ей в граненый стакан водку…