Романтики с Хай Вея

– Как тебе сказать… Возможно. Я примерно себе представляю, что там было. Если честно, я тоже поначалу сомневалась. Потом поверила.

– А что там могло быть? – спросил Саша.

– Понимаешь, Сашок… это же фактически уже кома. Да ещё осложнения на лёгкие – туберкулёз, ранение… это отёк. Тогда не было препаратов, которые по-настоящему эффективно помогают… то есть, они, конечно, были, но при слабом сердце их применять было нельзя. Даже нынешние противоотёчные препараты этим страдают, а тогда?… За счёт чего тот же отёк можно согнать? За счёт усиления сердечной деятельности. А если пульс падает? То, что он у того пациента не просто падал, то, что там сердце останавливалось – это факт.

– И как же они справились? – спросил Саша. – Если это невозможно?

– А вот это и называется врач от Бога, – назидательно ответила Светлана. – Один нормального человека в гроб вгонит, другой безнадежного из могилы вытащит. Тут ситуация была такая, что пришлось – не больного, а себя люди спасали. И спасли.

– Кошмар какой, – пробормотал Саша. – Получается, что у нас люди умирают просто из-за того, что некому им помочь… вернее, никто не хочет этого делать…

– Ты в какой стране живешь? – ласково спросил следователь.

– Да я не про то, – отмахнулся Саша. – Меня это каждый раз просто убивает.

– Ой, Саша, – вздохнула Светлана

– Убийцу я за работой одни раз уже видел, мне вполне хватило. Так что обойдёмся без врачей, пусть даже самых хороших… в смысле, без их работы.

– Обойдёмся, – согласилась Светлана. – А что до того, как все это выглядит… да ничего в этом такого нет, уж поверь мне. Это так, ерунда. Мы отвлеклись. Так вот, я подхожу к самому интересному. На третьи сутки этот очнулся, что, как вы сами поняли, само по себе было удивительным. Гришин честно передал его другому врачу и уехал. А начальство осталось. И первым делом завалило в палату. Через несколько минут из палаты вылетает санитарка – что-то плохо, зовите врача! Дернули в палату, кое-как по новой откачали, начальство выгнали… а после всего подъехал такой мужичонка, неприметный, и попросил их всех, причём настоятельно, как я поняла, не впускать в палату начальство ни под каким видом.

– Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, это и был Воронцов, – сказал Саша. Игорь Юрьевич покивал.

– Угадали, – ответила Светлана. – Он самый. Не перебивайте, дайте досказать. Потом этот Воронцов приезжал по два раза в сутки – навещать. Всего тот человек у них пробыл меньше недели – его увезли долечивать куда-то ещё, куда – никто не знает, понятное дело. А его самого санитарка запомнила вот при каких обстоятельствах. Она пришла у него из палаты тарелки забрать после ужина, вечером. Он почти ничего не ел, ни с кем не говорил – преимущественно лежал, отвернувшись, да и всё… Но тут… она пришла, смотрит – опять еда стоит нетронутая, а этот… сидит на кровати. Дышать ему тяжело было, поэтому поза такая… специфическая, что ли. Она спросила – может, врача позвать? Он головой покачал – мол, не надо. А сам всё в пол смотрит. Она опять приставать стала – почему не ешь? Давай, поешь, вон ты какой худой. Потом стала его пытаться расспросить – за что его тут держат-то, бедного? И советы давать – беги, мол, отсюда-то попроще будет, чем из тюрьмы… Тут он на неё глаза поднял – и ей хватило. Причём на всю оставшуюся жизнь.

– Это почему? – спросил Игорь Юрьевич. – Гипноз, что ли?

– Нет, отнюдь. Ей просто, по её словам, показалось, что ей душу наизнанку вывернули. Так и сказала. Он посмотрел, потом головой покачал и на все её речи ответил одним только словом.

– Это как же? – спросил Саша.

– «Бесполезно». Да, кстати, – Светлана сделала вид, будто что-то вспоминает. – Маленькая деталь. Зрачки у этого пациента были…

– Неужто вертикальные? – изумился следователь.

– Именно, – довольно ответила Светлана. – Ну, какого?…

Горы, начало

– Саш, ведь это действительно может сработать. Только если не выйдет – не переживай. Ещё чего-нибудь найдём, мир велик. Но ты молодец. Идея хорошая.

Я понимаю, что она хорошая, Игорь Юрьевич, но… – Саша задумался на секунду, пытаясь как-то превратить в слова секундное ощущение, посетившее его. – Как-то мне не по себе. Словно я пытаюсь сделать что-то запретное, понимаете?

– Не очень, – признался следователь.

Они сидели на лавочке подле Сашиного подъезда, тихий летний полдень действовал усыпляюще, умиротворяюще. Неподалёку играли дети, трое лет шести-семи, и один совсем маленький, ему было от силы года три. Саша следил за ними, сначала безучастно, затем его что-то заинтересовало, и он теперь старался понять – что же? И понял. Странно вели себя дети, нестандартно. Обычно малышей старшие недолюбливают, считают, что маленькие им мешают, а тут – наоборот. Малыш чувствовал себя комфортно, его никто не шпынял, не гнал…

– Игорь Юрьевич, я хотел сказать, что мы, похоже, вступаем в какую-то область, в которую вступать нельзя. Ни за что. Словно… вы в проруби купались когда-нибудь?

– Бог миловал, – следователь поежился, передёрнул плечами. – А ты?