Романтизация зла

Что касается нас с Жаклин, мы двинулись дальше по тропинке, вымощенной камнями, и оказались возле готической беседки, затейливые перила которой обвивали красные розы. Местечко романтичным назвала бы каждая девочка, поэтому и моя сегодняшняя спутница не могла оторвать взгляда от роскошества, заполняя лёгкие свежим ароматом цветов.

Мы уселись за стол под крышей.

– Как дела в университете? – спросил я, изображая искренний интерес к её персоне.

– Неплохо, – ответила она. – Скоро предстоит сдать важный экзамен, и волнение небольшое есть.

– Что ж, думаю, чашечка кофе в моей компании немного поможет тебе расслабиться, Жаклин. Я не могу забыть, как ты вливала в себя литры кофе, когда мы приезжали к вам в Амершем.

Она засмеялась, прикрывая ладонью свой рот. Я возжелал запротестовать и убрать её руку с лица, чтобы ничто не закрывало мне обзор на её пухлые губы, в которые хотелось вцепиться зубами.

И рвать, рвать, рвать, до крови…

Горничная принесла на подносе две чашки с горячим напитком, а кроме того догадалась захватить ещё и десерт – два винных бокала с клубничным трайфлом2. Что касается меня, то я из сладкого предпочитал только таких вот девочек как Жаклин, поэтому десерт оставил на съеденье ей одной.

– Прошу, – по-джентльменски подтолкнув в её сторону кофе и бокал со сладким, сказал я. – Угощайся. Держу пари, этот десерт поднимет тебе настроение перед экзаменами.

– Спасибо, Энтони, – сказала она и обхватила своими длинными изящными пальцами чашку.

– Всегда пожалуйста. Я знаю тебя с самого детства и всё ещё помню о твоей особой страсти к сладостям. Ровно как и к кофе. Должно быть, ты отчётливо помнишь нашу прекрасную ночь на Примроуз-хилл? Тогда мы, кажется, выпили целый литр и закусывали пирожными.

Слово «ночь» полилось из моего рта как сладкое вино прямиком в уши Жаклин. Это слово связывало нас с нашим первым поцелуем; мне тогда пришлось изрядно попотеть, чтобы перебороть своё желание взять её прямо там, на зелёной свежей траве, пока вокруг время проводили такие же парочки. В памяти Жаклин та ночь так и осталась «нашей ночью Любви», а в моей – как изящный обман очередной девочки. Мы тогда оба договорились о том, чтобы сохранить поцелуй в тайне и не начинать отношения. Жаклин была очень в себе не уверена; наверное, полагала, что такой как я заслуживает девушки роскошнее неё. Или, может, просто ломалась, строя из себя недоступную.

Я наконец заметил, как губы, – ох, эти сладострастные губы, заставившие моё мужское нутро завибрировать внутри, – вроде как приподнялись в небольшой ухмылке. В почти незаметной ухмылке, однако от меня подобного невозможно было бы скрыть.

– Ты потрясающе выглядишь сегодня, – сказал я. Девочки любят, когда нечто подобное выговаривают их возлюбленные. – В прочем, потрясающе ты выглядишь всегда, но почему-то именно сегодня ты будто бы сияешь… Не хочешь ли ты сказать, что у тебя появился кто-то другой, кто одаривает тебя подарками?

– Ничего глупее я не слышала. – Девочка поднесла к губам чашку и всосала немного кофе. Лучше бы точно также она всосала кое-что другое. – Ты слишком хорош собой, чтобы я могла смотреть на кого-то другого.

Я изобразил весьма правдоподобный, но тихий смешок, когда взял в руку свой кофе и сделал пару глотков горячей крепкой жидкости.

Моя вера в то, что каждую женщину на этом свете можно подчинить своей воле, крепчала с каждым днём. Я мысленно ставил галочки в своей голове, когда из моей спальни выходила очередная девочка. Ни одна ещё не отказывала мне, ни одной не удалось справиться с желанием раздвинуть передо мной свои ножки.

А как может быть иначе? Любая сходит с ума при виде меня.

Жаклин Лоусон была самозабвенно влюблена в меня все эти годы и совокуплению со мной против точно не была. Об этом говорил её взгляд. Взгляд чёрных тусклых глаз, так и кричащих: «Возьми меня прямо здесь!», и розовый язычок за её губами, которые она зубками прикусывала.

Я ухмыльнулся своим мыслям, когда вспомнил, что говорят о Жаклин Лоусон её родственники, друзья и знакомые. Они уверенно вещают о том, что она чиста и невинна как дитя. О том, что она ждёт одного единственного мужчину, – своего будущего мужа, – и только на нём одном она будет усердно скакать.

Её родственники – кучка придурков, застрявших в 18 веке.

Но зачем ждать этого так называемого мужа, если именно я могу сегодня просто взять её в своей спальне? Ведь именно для этого все женщины и созданы: ублажать нас, мужчин. Разве у них есть другие предназначения?

Я подолгу сидел и смотрел на её губы, которые она прикладывала к краю чашки, попивая из горячего кофе, и временами облизывающий их розовенький язычок.

И я видел, как вырываю её язык вместе с её чёртовыми губами, и кровь капает, капает, капает на землю, пропитывая собой почву…

– Если хочешь, – сказал я тихо, немного поддавшись вперёд, – мы можем…