"Литератор Многопальцев, член литературного содружества „Куй железо, пока горячо", сидел у себя за письменным столом и мрачно проглядывал „Литературную газету". Мрачность эта обуславливалась тем, что среди писательских имен, усыпавших все четыре страницы газеты, Многопальцев не находил своей фамилии.
„Писатели на строительстве, — читал Многопальцев: — писатели Ечкин, Тимофейкин, Сашкина-Машкина и Васютин укатили на строительство. Писатели в колхозах, — сообщалось далее: — писатели Гурболиков, Рыдаев, Прасковьюшкин, Иван Дуга и Иван Соха поехали себе в колхозы. Писатели на местах. Писатели Живержеев, Подсосов, Кокосов, Скиселев, Иван Штопор и Иван Бутылка сидят уже на местах. Писатели на места. А писатели Пуузов, Штопаных, Рысаков, Вырвич, Посовер, Потрохов, Иван Борона и Иван Борода еще только собираются на места. Писатели на отдыхе. Писатели С. Парной, Д. Симпатичный, Дохман, Рыбчик, Пере-колбасов, Иван Зга и Иван Бяка уже пристроились на отдых. Писатели на лечобе. Писатели К. Аккуратный, Б. Уютная, Ц. Укромная, Крутихин, Глубокопытов и Птиц лечатся от разных недугов. Вчера же заболел писатель Кицис, но он просил не говорить, чем именно".
Далее сообщалось, кто и что начал писать (отдельно), кто что окончил писать (отдельно) и кто находится как раз в середине творческого процесса (тоже отдельно).
И среди этого табуна имен и псевдонимов ни единая строка не упоминала Многопальцева.
[Многопальцев принимает решение поехать в колхоз. Через десять дней:]
...Писатель Многопальцев, мотая головой и подкидывая ногами, ехал со станции на кол-хозовской лошади.
Из бокового кармана Многопальцева торчал последний номер все той же „Литературной газеты", сложенный так, что без труда можно было прочесть: „Писатели в колхозы. Писатели Ящериков, Грудастов, Севрюгин, Малярийный и Многопальцев поехали-таки в колхозы".
А через два часа Многопальцев сидел на крыльце одной из колхозовских изб и, угощаясь жирным деревенским молоком, вел беседу с председателем коллектива. Мычали коровы, блеяли овцы, гоготали гуси, а равно и утки...
— Ну, а пашете вы трактором? — спрашивал Многопальцев, вежливо дав отблеять серому барану.
— А то как же! Трактором пашем! — и председатель колхоза подливал столичному гостю молоко под аккомпанимент двух пятнистых коров.
— Так, так. Ну, а бороните, скажем, тоже трактором? "
— Трактором, трактором.
— Та-ак. А жнете?
— Трактором.
— Так, так, так. Ну, а стенгазета?
— Стенгазету делаем не трактором.
— Нет, я говорю: стенгазета у вас есть?
— Это есть.
— Та-а-а-ак... А изба-читальня...
— Изба-читальня не трактором.
— Я знаю. А сено косите трак...
— ... тором. Им.
— А скотину пасете...
— Это уж не им...
На этом месте разговор замер и не возобновлялся до самых сумерек. В сумерки председатель колхоза любезно обратился к писателю:
— Спать мы вас положим на сеновал. Летом хорошо спать на сене...
— Летом замечательно спать на сене! — подхватил Многопальцев. — Кстати, вы не знаете, когда отходит следующий поезд на Москву?
— В 12.45...
— А на него можно успеть?
— Если сейчас выехать, то пожалуй...
— Сделайте отдолжение, товарищ, дайте мне лошадку. Мне, знаете, просто не терпится привезти в Москву свои богатейшие впечатления. Значит, я не спутал: пашете вы трактором, а стенгазету делаете не трактором.
— Да, то — трактором, а то — не трактором.
— Пасете не трактором, а бороните трактором.
— Трактором, трактором.
— Жнете трак... Ну, все помню! Велите запрягать!..
Когда писатель Многопальцев подъехал к освещенному станционному зданию, слышно было пыхтение только что приехавшего из Москвы поезда, и какой-то гражданин с чемоданом в руках говорил крестьянам, расположившимся у станции:
— А что, товарищи, из колхоза здесь никого нету?
Вглядевшись, Многопальцев узнал в гражданине своего собрата по перу — писателя Хар-пилюка. Писатель Харпилюк принадлежал к литературной группировке, носившей причудливое название „ЛВзЩ24/7“. В этом имени, собственно, больше подходившем для паровоза, чем для объединения художников слова, буква Л обозначала слово „Литературный", Вз расшифровывались как „взвод" в смысле боевой ударной единицы, а Щ24/7 указывали на адрес исполнительных собраний группы: „Щипок, дом № 24, квартира № 7". В этом военизированном объединении писатель Харпилюк числился как „поэт бляха № 13" 3
.Поэт бляха № 13 с удовольствием признал коллегу и с неменьшим удовольствием занял его место на колхозовской телеге. Когда возница уже тронул, поэт бляха № 13 закричал Многопальцеву:
— Большая к вам просьба: приедете в Москву, вышлите мне номер „Литературной газеты", который выйдет 15-го. Так я и не дождался этого номера...
Многопальцев обещал выслать.
В то время как Многопальцев сидел в вагоне поезда, везшего его в Москву, а Харпилюк, бляха № 13, ехал со станции на колхозовской лошади, — в это самое время писатель Пустянский, сочлен литературной ассоциации Кап-кап, у себя дома проглядывал номер „Литературной газеты". Тщетно искал он свою кличку среди фамилий и прозвищ, испестривших четыре полосы газеты..." (Рассказ заканчивается решением Пустянского поехать в колхоз.)