Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

И когда Иосиф-сын сотворил крестное знамение, сразу из ковчега выступил человек с длинными белыми волосами, неся на плечах одеяние, столь богатое и прекрасное, кое только возможно измыслить. В это же время явился и другой человек, молодой и чудно красивый, держа в одной руке посох, в другой митру сверкающей белизны. Они обрядили Иосифа в епископские одежды, начав с сандалий, затем и в прочее облачение, освященное с тех самых пор. Они усадили нового прелата в кресло, коего материя была неразличима, но сверкала богатейшими каменьями, какие только приносила земля[189].

Затем все ангелы приблизились к нему. Господь посвятил его в сан и помазал миром из сосуда, который держал тот из ангелов, кого он прежде оставил на пороге ковчега. Из того же сосуда почерпнуто было миро, что служило впоследствии для посвящения королей-христиан Великой Бретани, вплоть до отца Артура, короля Утер-Пендрагона. Далее Господь вложил ему в руку посох и надел на один из пальцев кольцо, коего ни один смертный не смог бы переиначить, ни одна сила – изъять драгоценный камень.

– Иосиф, – рек он ему, – Я помазал тебя и посвятил в сан епископа перед всем Моим народом. Узнай же смысл тех одеяний, что избрал Я для тебя: сандалии остерегают, чтобы не делал напрасных шагов и держал ноги в сугубой чистоте, да не коснутся никакой злокозненной скверны и для того лишь ступают, чтобы подать совет и добрый пример тем, кто в этом нуждается.

Две одежды[190] поверх исподнего[191] – белые, в напоминание о двух сестрах-добродетелях, целомудрии и девственности. Капюшон, покрывающий голову, – знак смирения, что понуждает идти с лицом, потупленным долу, и терпения, коего невзгоды и препоны не свернут с истинного пути.

Стола[192], висящая через левое плечо, указывает на воздержание; ее носят так потому, что левой руке свойственно раздавать, как правой – удерживать. Паллий[193], подобный ярму на шее быка, означает служение всем добрым людям. Наконец, мантия, или верхняя плащаница, – алая, чтобы тем изъявить любовь к ближнему, коей надлежит быть пылкой, как пламенеющий уголь.

Загнутый жезл, который должна держать левая рука, несет в себе два значения: мщение и милосердие. Мщение – по острию, его завершающему; милосердие – сообразно плавному изгибу. Ибо епископу следует вначале обратиться к грешнику с милосердными увещеваниями; но, если он найдет его закоснелым сверх меры, не колеблясь покарать его.

Кольцо, надетое на палец, есть символ брака, заключенного епископом с Церковью, тех уз, что не расторжимы никакою силою.

Рогатая митра означает исповедь. Она белая, в силу очищения, приносимого отпущением грехов. Два рога соответствуют: один раскаянию, другой епитимье[194], ибо отпущение грехов приносит плоды лишь после искупления или понесенного наказания.

После этих наставлений Господь возгласил Иосифу-сыну, что, возведя его в сан епископа, Он возложил на него ответственность за души, коим он должен указывать путь. И в то время как оному поручено было попечение о душах, отцу его Он предоставил заботы телесные и обеспечение всех нужд общины[195].

– Теперь ступай, Иосиф, – добавил Господь, – пойди и воздай жертву Моею плотью и Моею кровью, перед очами всего Моего народа.

Тогда все увидели, как Иосиф-сын входит в ковчег и ангелы кружат над ним. И то было первое причастие у алтаря. Иосиф был краток, совершая его; он вымолвил лишь такие слова Иисуса Христа на Тайной Вечере: «Держите и вкушайте, сие есть истинное тело, которое претерпит муки за вас и за народы[196]». Затем, взяв вино: «Держите и пейте, сия есть кровь Нового Завета, Моя собственная кровь, которая будет пролита в отпущение грехов»[197]. Он произнес эти слова, кладя хлеб на патену у чаши; и вмиг стали хлеб плотью, а вино кровью. Он явственно увидел в руках своих тело младенца, чья кровь, чудилось, изливается в чашу. Оцепенев от смущения при виде сего, он не знал, как поступить далее: он оставался недвижим, и слезы в изобилии хлынули из глаз его. Господь рек ему:

– Расчлени то, что ты держишь, и раздели его на три части.

– Ах, Господи, – отвечал Иосиф, – сжальтесь над Вашим слугою! Никогда мне не достанет сил расчленить столь прекрасное создание!

– Исполни Мое повеление, – ответил Господь, – или отринь свою долю Моего наследия.

Тогда Иосиф отделил голову, а затем туловище от прочего, так легко, как будто плоть была сварена; но он повиновался не иначе как с трепетом, вздохами и обильными слезами.

И как только он начал разъединять это, все ангелы преклонили колена перед алтарем и так пребывали до тех пор, пока Господь не сказал Иосифу:

– Чего ты ждешь теперь? Вкуси то, что пред тобою, сиречь твоего Спасителя.