Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

«И долго держал королевство в мире. А я, Робер де Борон, завершающий эту книгу…, не должен более говорить об Артуре столь пространно, сколь говорил я об Алене, сыне Брона, и сколь я мудрствовал о том, откуда пошли беды Британии; и, поскольку книга об этом повествует, мне более подобает говорить о том, что за человек был Ален, какую жизнь он вел, и о его потомстве. А когда будет время и место, я поведу речь об Артуре, его жизни, об избрании и посвящении» (рук. № 747, л. 102v)[293].

Эти строки, которые собиратели сочли нужным опустить, явно принадлежали к первой редакции в прозе поэмы о Мерлине и соответствуют последним стихам этой поэмы. Но вместо того, чтобы найти после Мерлина эту историю Алена и его потомков, как заявлял Робер де Борон, мы ныне приступаем без перехода к рассказу о войнах, начатых баронами сразу после коронации Артура.

Вот какое заключение следует из этого двойного сопоставления:

Робер де Борон не принимал участия в книге о Святом Граале, написанной в то же время, когда он сочинял Иосифа Аримафейского.

Ознакомившись с Граалем, он намеревался продолжить если не историю Брона и Петра, то, по крайней мере, историю Алена Толстого.

Собиратели, найдя, что история Алена достаточно освещена в Граале, оставили в стороне ее поэтический вариант, сделанный Робером де Бороном; они заменили ее книгой об Артуре, удовольствовавшись тем, что кое-как приспособили ее к книге о Мерлине в качестве ее продолжения.

Итак, книга, которую ныне называют романом о Мерлине, содержит две различные части. Первая, за которой только и должно сохраниться название Мерлин, – это пересказанное прозой творение Робера де Борона. Вторая, истинное название которой – Роман об Артуре, вышла из-под безымянной руки, возможно, той же, которой мы уже обязаны Святым Граалем.

Я так долго колебался, прежде чем остановиться на этих выводах, что мне, может быть, простят мое неоднократное возвращение к ним, как бы для того, чтобы лучше подтвердить результат моих последовательных изысканий. Не весь туман я рассеял, не все темные места прояснил; но открытое мною я, по-моему, увидел ясно; и если я не заблуждаюсь, это еще один шаг в области истоков нашей литературы.

Великолепное начало Мерлина связано со всей совокупностью традиций и верований бретонцев. Чтобы придать авторитет пророчествам, приписанным этому персонажу, нужно было признать за их автором свойства и способности, превосходящие природу и способности других людей. Рассказчик не осмеливается свести Мерлина напрямую с Богом и поместить в один ряд с Даниилом и Исайей; но полагает, с одной стороны, что его рождение спровоцировал демон, с другой – что он был очищен от этого непомерного родимого пятна благочестием, невинностью и целомудрием своей матери. По-видимому, именно Роберу де Борону мы можем поставить в заслугу создание этой прекрасной матери Мерлина: чистой, скромной и благочестивой, такой, как нам представляется сама Дева Мария. Сын ангела тьмы, врага рода человеческого, Мерлин скорее бы стал приходить на помощь злодеям, угнетателям своей страны; он не знал бы тайн будущего, ибо, как заметил об этом Вильям Ньюбургский[294], демоны знают то, что было, а не то, что таит будущее. Но мать Мерлина, жертву невольной иллюзии, нельзя было наказывать таким сыном. Так что Бог даровал Мерлину сверхъестественные способности, которые, образовав своего рода баланс с теми, что он сохранил от своего отца, позволили ему распознавать справедливость и истину, одним словом, выбирать между дорогой, нисходящей в ад, и той, что восходит в рай. Значит, можно было верить в его пророчества, не оскорбляя Бога, и Бретань могла почитать его как самого усердного защитника ее независимости. И тем самым демон, выпустивший его в мир, чтобы сделать орудием своей воли, проиграл в своих намерениях и обрел только лишний повод для расстройства.

Из этого первоначального творения поэтическое воображение бретонского народа сумело извлечь восхитительный образ. Мерлин не только превосходно знает будущее и прошлое; он может принимать любые формы, изменять вид любых предметов. Он видит, что может привести начинание к успеху; он, естественно, добр, справедлив, готов прийти на помощь. Однако дьявол не теряет всех своих прав; Мерлин не может преодолеть зова плоти; он не повелевает своими чувствами; к слабостям своих друзей он проявляет попустительство, которое трудно оправдать. Сам он до того безоружен перед женщинами, что, ясно видя пропасть, в которую хочет его увлечь Вивиана, он не найдет сил отвратиться от нее.