— Комендант очень занят и принять вас сейчас не может.
— Да поймите вы, у меня важное, неотложное дело! Пожалуйста, попросите господина коменданта уделить мне пять минут.
Старшина вновь пошел к коменданту.
— Товарищ полковник, этот американец пристал как банный лист, говорит, у него важное, неотложное дело.
— Некогда мне возиться с ним! — ответил комендант, не отрываясь от бумаг, лежащих перед ним.
— Товарищ полковник, он — представитель союзной нам нации, по виду симпатичный и говорит по-нашему не хуже нас с вами!
— Ладно, раз симпатичный — зови!
Американец вошел в кабинет с двумя чемоданами, большим и маленьким. Поставив их на пол, он сказал:
— Товарищ комендант, в этих чемоданах иностранная валюта. Прошу вас вызвать представителя советской разведки, чтобы я мог сдать ему эти деньги.
Комендант удивленно посмотрел на посетителя:
— По паспорту я — гражданин Соединенных Штатов Америки и зовут меня Ярослав Кочек. А по-нашему — просто товарищ Василий… Еду домой, не таскать же мне с собой такую кучу денег в иностранной валюте. Спокойнее сдать деньги представителю нашей разведки и взять с собой квитанцию.
Комендант понимающе кивнул, пригласил гостя сесть и вызвал к себе майора из разведки. Когда тот явился, комендант, улыбаясь, представил ему Василия.
— Прошу принять у меня иностранную валюту и дать расписку, — сказал Василий майору. — Вот в этом чемодане, — Василий указал рукой на большой, — сто тридцать пять тысяч американских долларов и двести восемьдесят тысяч швейцарских франков, а в маленьком — пять тысяч пятьсот долларов. Живя за границей более четырнадцати лет, я занимался коммерческой деятельностью и заработал эти деньги. Каждый месяц я брал себе определенную сумму на жизнь и вел запись. Из этого расчета откладывал три процента для уплаты членских партийных взносов.
— Партийные взносы принять не могу, — машинально ответил майор.
— И не надо! Вы дайте мне только квитанцию с указанием суммы, а в остальном дома разберутся!..
Рассказы
Купец, сын купца
Я только что вернулся в Тбилиси из оккупированного войсками Антанты Стамбула. Вернее сказать, вырвался оттуда, когда по ряду признаков стало видно, что английская служба безопасности напала на мой след и дальнейшее пребывание в этом благословенном, как его называют турки, городе может окончиться для меня весьма печально. Заместитель председателя Закавказской Чека Леонидзе проявил исключительную по тем временам щедрость: он предоставил мне полуторамесячный отпуск, путевку в санаторий и зарплату за все время моего пребывания за границей.
Прощаясь со мной, Леонидзе сказал:
— Поезжай, дорогой, отдохни хорошенько, а когда вернешься, поговорим о новой работе.
Денег получил немного, несколько десятков миллионов рублей.
В общежитии Чека на Цололаке жили хорошие ребята. Узнав о моих миллионах, они стали убеждать меня, что лучшего применения моим деньгам, чем хороший кутеж, трудно придумать. Я не заставил себя уговаривать: деньги в ту пору обесценивались с небывалой быстротой.
Вечером мы впятером поднялись на фуникулере на гору Давида, где усатый дядя Вано содержал духан под названием «Свидание друзей».
Ужин был заказан царский: холодные закуски, зелень, сациви, шашлыки по-карски и десять бутылок кахетинского вина, из расчета по две бутылки на брата.
Официант, записывая заказ, несколько растерянно покосился на нас: кто в те голодные дни мог позволить себе такую роскошь? Разве только мошенники, решившие поесть на дармовщинку. Я успокоил официанта, показав ему новенькие шуршащие банкноты.
Вечер был теплый, с гор дул ласковый ветерок, сазандары наигрывали старинные мелодии, и мы не торопясь пили терпкое красное вино и немножко грустили.
Мы вернулись в общежитие основательно подвыпившие, и я тут же завалился на койку.
Среди ночи кто-то стал трясти меня:
— Проснись же, генацвале, проснись, тебя товарищ Леонидзе вызывает.
Я с трудом открыл глаза. Рядом стоял курьер из нашей комендатуры комсомолец Васо, таскавший на боку, несмотря на свой маленький рост, маузер, и притом непременно в деревянной кобуре.
— Пошел к черту! — крикнул я. — Ты разве не знаешь, что я в отпуске?
— Знаю, кацо, что ты в отпуске, но сам товарищ Леонидзе зовет. Приказал немедленно явиться.
Я подставил голову под холодную струю из крана и вскоре уже шагал по пустынному Головинскому проспекту в наше управление, к «грозе морей и океанов» — так звали мы между собой Леонидзе. Чекисты боялись его, но и любили за прямоту и справедливость.
— Тебе придется вернуться в Стамбул, — сказал он, заметив, конечно, что я не совсем в форме. Он помолчал, потом придвинул ко мне пачку папирос «Интеллигентные». Это означало, что речь пойдет о серьезных делах.
Я молчал.
— Ты слишком много выпил, не соображаешь, что тебе говорят?
— Почему не соображаю? Но вы сами знаете, что я совсем недавно едва унес ноги из Стамбула.