— В этих местах должны быть дикие козы и кабаны. Отправь кого-нибудь поохотиться, а ночью спустимся вниз: тут недалеко армянское село.
Когда старик, прихрамывая, ушел, Гугас обратился к Хачику:
— На тропинках поставь часовых, прикажи им прислушиваться к малейшему шороху. Выбери новое место, чтобы можно было перебраться туда в случае опасности.
— Да сюда никто не доберется, — небрежно ответил Хачик.
Гугас искоса посмотрел на него.
— Удивляюсь тебе, дядя Хачик: человек ты опытный, а такой наивный! Неужели ты думаешь, что турки оставят нас в покое?
— Место-то смотри какое. Сюда нелегко добраться.
— Раз добрались мы, значит, доберутся и они. Короче — давай не гадать. Нужно установить такой порядок: половина людей отдыхает, а другая половина бодрствует, никаких скидок никому, приказ начальника все обязаны выполнять беспрекословно, иначе мы погибнем. Подсчитай патроны и все оружие, что у нас есть.
— Патронов мало, по двадцать штук на человека, не больше, винтовки у всех. Еще три гранаты, больше ничего нет.
— Патроны достанем: у турок отнимем, — уверенно сказал Гугас.
— Ладно, иди отдыхай, а я посижу пока, — предложил Хачик и встал.
Гугас прилег в тени и задремал. Он не знал, спит он или бодрствует. Страшные видения сменялись одно другим в его утомленном мозгу. Турки ворвались в крепость и начали избивать народ. Вот его больная дочь лежит на краю ямы и стонет. Кто-то, встав на колени, протянул руки к нему. «Помоги, Гугас, народ погибает», — говорит. Да это Такуи, его мать. «Потерпите, мама, прошу, чуточку потерпите: соберу людей, и придем к вам на помощь. Не бойтесь, мы сильные. Да, да, мы сильные, потому что правда на нашей стороне». Постой, кто это теперь? «Остановись, Мурад: впереди пропасть, свалишься и убьешься насмерть». Гугас открыл глаза — над ним склонился Хачик.
— Вставай, Гугас! Посмотри, турки погнали народ из крепости.
Гугас бросился к скале. Там собрался уже весь отряд.
Худой, обросший черной бородой боец, опираясь на винтовку, сказал:
— Узнать бы, что они собираются делать с народом.
— Как отсюда узнаешь?
— А узнать надо, — сказал Гугас. — Ночью мы всем отрядом пойдем в ближнее село, а кто-нибудь один спустится в долину и постарается установить, куда увели наших, что собираются турки делать дальше. Может быть, удастся наладить связь.
— Ох, трудно это! — не обращаясь ни к кому, сказал боец.
— Очень трудно, но сделать надо! — ответил твердо Гугас.
Только к вечеру вернулись двое посланных на охоту. Они притащили огромного кабана. Выбрав глубокую яму, бойцы развели огонь и начали жарить мясо на шомполах. От запаха горелого сала у людей кружилась голова. Они, обжигая руки, вытаскивали из огня полусырое мясо и большими кусками глотали его, не пережевывая, давились, а руки сами собой тянулись за новым куском.
Наступила ночь. Луна еще не взошла, лишь звезды блестели на темном небе. Все погрузилось в покой. Отряд спал тревожным сном.
В полночь встали и бесшумно начали спускаться к ближнему селу.
Дошли до садов. Ни души, никаких признаков жизни. Вот и окраина села, полуразвалившиеся дома — и опять тишина. На плоской крыше заблестели два огонька. Тощая, одичавшая кошка, подняв спину дугой, покосилась на людей, нарушивших ее покой, потом перемахнула через плетень и исчезла в темноте. Опять тишина.
Зашли в ближний дом — пусто.
— Куда же делись люди? — спросил Мазманян шепотом.
Никто не ответил.
К Гугасу подошел Хачик.
— Церковь сгорела, в пепле много обгоревших костей. Как видно, турки загнали всех жителей в церковь, заперли и сожгли, — сказал он.
В селе делать было нечего, решили вернуться на гору.
Молодой боец Завен, посланный в долину на разведку, еще не вернулся. Гугас начал тревожиться.
— Неужели погиб? — спросил он наконец у Хачика.
— Это ты про кого?
— Про Завена спрашиваю.
— Не должно быть. Завен парень толковый, вернется.
И действительно, в полдень Завен, весь в поту, подполз к отряду.
— Ну что? — окружили его со всех сторон.
— Хорошего мало. Всех мужчин и мальчиков турки убили, женщин и детей заперли в церкви, туда добраться не удалось: двери охраняют часовые.
— А что дальше собираются с ними делать?
— Вот этого сказать не могу. — Завен потянулся к ведру с водой; пил он жадно, и вода текла по его рваной одежде.
— Аскеров много в долине? — спросил Гугас.
— Очень много, но, по-моему, они на рассвете снимаются. Когда я проходил мимо садов, то видел, как свертывали палатки.
— Значит, спешат на русский фронт. Было бы у нас еще человек пятьдесят, можно бы попытаться напасть на церковь после ухода аскеров и отбить наших, — сказал Гугас.
— А может быть, справимся? — спросил Завен.
— Нет, людей мало, только двадцать восемь человек, — ответил Гугас.
Так прошло несколько дней. Каждую ночь Завен спускался в долину, бродил вокруг церкви и, ничего не добившись, возвращался обратно. Однажды ему удалось получить одну-единственную записку. Но заключенные ничего не могли сообщить о своей дальнейшей судьбе.