Ромашка и Старичок-Корешок

Значит, это про неё? И она умрёт? Ромашке хотелось закричать; всё это было как в дурном сне. А Прапра уже снова бормотала:

— Прекрасная Лило… Прекрасная Лило…

И тут Ромашка вскрикнула:

— Нет, нет! Только не Лило!

Слёзы текли по её щекам.

Прапра подскочила. Она хотела встать, но снова опустилась на стул. А Ромашка уже обхватила её шею руками и, плача, повторяла:

— Прапра, Прапра, что ты тут делаешь? Почему она должна умереть? Говори, Прапра, говори! — Она трясла Прапра за плечи.

И вдруг у неё мелькнула страшная мысль… Она отскочила назад и уставилась на Прапра широко раскрытыми глазами.

— Прапра, а может, ты правда ведьма?..

Эти слова подействовали словно удар. Прапра вдруг вся съёжилась, стала старой-престарой. Сгорбившись, сидела она на стуле, голова её тряслась, губы шевелились. Лицо сделалось маленьким-маленьким, по морщинкам текли слёзы. И тут Ромашка снова расплакалась и крепко обняла Прапра:

— Нет, нет, Прапра! Я совсем не то хотела сказать!.. Я ведь знаю, что ведьм не бывает!..

Обе они были так взволнованы, что потом ни та, ни другая не могли даже вспомнить, что говорили, что делали и как помирились. А потому и тут в книжке про это ничего не рассказывается.

Через полчаса всё было уже как обычно. Ромашка распахнула окно, и в комнату вошло солнце, и стало слышно, как щебечут птицы в саду. Прапрабабушка и праправнучка сидели друг против друга за столом, на котором ничего не было, кроме стаканчика с фиалками.

Прапра уже стала снова такая, как всегда, только глаза и нос у неё немного покраснели, да и у Ромашки тоже.

— Ромашка, ты никому не рассказывай про эти карты и что ты… меня за этим застала. А то они больше не пустят тебя ко мне, Лило с отцом… А как же мне тогда жить? Ведь я не могу жить без тебя, Ромашка, ты сама знаешь.

Ромашка пообещала, что никому ничего не расскажет.

— Но только что же это за карты? — спросила она. — И почему ты сказала, что мама Лило умрёт? Ведь это не может быть!..

И тут Прапра начала врать. А что же ещё ей оставалось делать? Но врать она совсем не умела.

— Да неправда это, неправда, — сказала она. — Всё это глупости, я просто так выдумала… какую-то ерунду… Видно, от старости… И ещё потому, что я всё одна да одна… Вот и приходит в голову всякая чушь. Чушь это, чушь… Всё это неверно, что карты показывают.

— Как так «карты показывают», Прапра?

— Да ничего они не показывают, просто сама воображаешь, да и всё… Выдумаешь какую-нибудь чепуху да сама и поверишь. Да нет, Ромашка, неправда это. И отцу не говори, и Лило тоже, что я гадаю на картах и в это верю. Колдовать-то я не умею, но в разные таинственные вещи верю. Да нет, Ромашка, ты-то не верь, это всё чушь, глупости, сожгу я эти карты… — И она показала пальцем на подоконник, где лежали карты, сложенные в две стопочки.

— Да зачем же сжигать? — удивилась Ромашка. — Ведь они ещё совсем хорошие. Будем с тобой в них играть.

— Для игры они не годятся… В них нет джокера.

— А-а-а… Значит, правда не годятся… Только я не поняла, Прапра, ты веришь в это гадание или не веришь? Как-то ты непонятно говоришь.

— Да ведь это всё равно, Ромашка… А вот тебе в это верить ни к чему. Так слышишь, Ромашка: ты, значит, ничего не видала, ничего не слыхала. Поняла?

Нет, Ромашка ничего не поняла. Она всё видала и слыхала такие страшные слова… Такие страшные, что даже спросила:

— А почему ты сказала: «Только б не померла»? Почему мама Лило должна помереть? Это ведь глупости, правда? Или нет?

— Глупости, Ромашка, глупости. Не помрёт мама Лило, когда малыш родится. Всё будет хорошо…

— А разве, когда рождаются дети, мамы умирают? Разве так бывает?

— Да нет, Ромашка, теперь уже не бывает. Раньше-то часто бывало, а теперь никогда. Теперь ведь чистота, врачи… А раньше этого не было. Вот и верили в Старичка-Корешка…

И тут Прапра совсем позабыла, что она хотела притвориться, будто бы ни во что не верит — ни в карты, ни в приметы, и рассказала Ромашке про Старичка-Корешка.

Таинственным шёпотом объясняла она, что им в детстве, ещё там, на родине, в Тюрингии, разрешали иногда поиграть со Старичком-Корешком…

— Ну, корешок такой, корень черемши, Лук победный, понимаешь? Старичок-Корешок!.. Вот поточу-то я и мой двоюродный брат Алоиз дожили до глубокой старости и никогда не болели. Только поэтому. Ведь он здоровых хранит, а больных лечит. Ах, если бы у меня тогда, когда твоя мама заболела, был этот Старичок-Корешок! Ни за что бы она не умерла…

И тут она вдруг увидела испуганное лицо Ромашки и её широко раскрытые глаза, в которых стоял вопрос: «Так, значит, всё это правда? Или, может, Прапра всё выдумывает? Или у неё в голове уже всё перепуталось?»

Прапра так ясно прочла все эти вопросы в глазах Ромашки, что тут же опомнилась.