Ромашка. Легенда о пропавшем пирате

Нагибаюсь над водной гладью – у нее не осталось тайн от меня. В подводном мире есть свои тропинки, луга, леса и холмы. Может, там даже есть своя Маргарита. Рыбы снуют туда-сюда, как черные тени. На моих глазах какая-то птица ныряет в море, даже не всколыхнув его, – пролетела под водой и выпорхнула в небо. Два взмаха крыльями – и вот она уже плывет в открытом небе к дрожащей красной звезде.

Сама жизнь нежно берет меня за руку.

Сегодня утром в деревне полно народу. От этого мне радостно на душе. Весело. Трепещу от радости, как мокрая простыня на ветру.

Несу ботинки в руках. Воздух наполнен невыразимой нежностью. Я жую его, обнюхиваю, вдыхаю полной грудью, всасываю. Сердце бьется. Тепло на коже. Мне снова хочется…

Это праздник. Как раньше.

Дети держатся за руки, над крышами пролетают обрывки мелодий. Люди кричат, бегают, толкаются. Мне остается только нестись вместе с толпой до самой ярмарки. Там настоящая сутолока. Крики, смех, скрипки, солнце в глаза. Приятная боль. За высокой оградой фыркают лошади, охваченные всеобщим безумием. Они трясут гривами и хвостами, роют блестящую землю на глазах у расшумевшихся зевак. В углу несколько мужчин в окружении детей что-то обсуждают, склонив головы. Выбор сделан: дети перебираются через ограду и, обступив одну из лошадей, подводят ее к собеседникам. Животное топчется на месте, подняв голову и хвост, как древнее божество.

Один из мужчин приближается к ней, прихрамывая. У него красивое перо на шляпе, а деревянная нога оставляет круглые следы на влажной земле. Протянув свою трубку какому-то ребенку, он подходит к лошади еще ближе и ласково ее окликает. Она вскидывает уши и замирает, широко расставив копыта. Мужчина подходит совсем близко, ладонью гладит ее по морде, треплет ее шею и долго что-то шепчет ей на ухо. Она успокаивается. Длинное перо смешивается с гривой. Только бы он не повернулся! Только бы там и остался! Мне так хочется, чтобы этим человеком был Эй. Приказываю. Умоляю. Чтобы Эй пожил еще чуток… Пару мгновений… Он заберет обратно свою трубку у ребенка и закурит, стоя рядом с лошадью, а та каким-то чудным образом не испугается мерзкого запаха табака. Затем он снова заговорит с ней, тихо-тихо, а потом вернется к собеседникам, не переставая шептать медленно, спокойно, загадочно, с безразличием. Лошадь останется за его спиной, как я все это время.

Взрослые возобновят беседу. Эй заговорит с кем-то из них. Разговор выйдет резким и кратким. Наверняка Эй выведет своего собеседника из толпы. Чтобы поговорить в стороне… Вдруг он оступится на здоровой ноге, скорчится – мужчине придется поддержать его за локоть. Эй повернется, пошарит в кисете и вытащит маленький кожаный мешочек, прижав его к животу, чтобы спрятать от любопытных.

Громкий голос – его голос – привлечет всеобщее внимание, он заговорит жарко, насмешливо, держа в пальцах бриллиант. Все подбегут к нему, как под гипнозом.

Он купит эту лошадь, чьи уши наполнились его голосом.

Он повернется ко мне и улыбнется.

Довольный, как ребенок, он хвастливо заговорит:

– Вот, Маргарита, что отличает богатого от бедного: речь и красивое перо на шляпе.

И объяснит мне:

– Верно, я молчал все эти годы, чтобы защитить карту. Притворялся глухим, чтобы облапошить наших врагов.

И еще скажет:

– Но мой голос все это время был в твоей голове, с самого начала. Именно поэтому сегодня ты узнала бы меня, даже если бы я не обернулся.

И действительно, его голос мне как будто знаком, и я бы не удивилась… Я бы безумно обрадовалась, но не из-за его алчного торжества.

Его посадят на лошадь. Он свесит ноги с одной стороны, выставив деревянную ногу перед собой, как ружье. И прежде чем дети похлопают лошадь по крупу, а та пойдет рысью, он схватит меня за плечи и посадит позади себя. Я услышу его раскатистый и насмешливый голос, нежно напевающий незабываемый мотив: «Вааст и Парро…», – и он удалится, оглянувшись на толпу.

Праздник закончится. Мы будем вместе…

Так быть не может, слишком странно и нежно… надо забыть об этом. Пока не стало слишком больно…

В голове пусто, в ушах звенит – я пешком возвращаюсь к морю, чтобы немного отдохнуть. Шум волн зовет меня издалека. Моросит мелкий дождь, не способный прогнать солнце. Воздух искрится.

От шторма песок на пляже идет складками, словно юбка, и я иду по мягким склонам – кажется, что они выложили тропинки специально для меня.

И правда: на спуске к воде я замечаю небольшой холм, который ветер и дожди еще не сровняли с землей. Вот оно. Наконец-то.

Ни одной травинке не удалось еще пустить корни на холмике.

Просто гора песка.

А рядом – крышка от гроба Эя. И ничего больше.

Все завершится здесь… Наконец-то.

Ты приплыл раньше меня, отец. Твое путешествие окончено. Теперь отдыхай.

На побережье нашлись для тебя братья, оказали тебе радушный прием. Наверное, они подумали, что тебе холодно в этом пустом ящике, поэтому сняли крышку и соорудили кровать в теплом песке, чтобы тебе стало лучше.

Затем накрыли тебя песком сверху, чтобы никто тебя не побеспокоил.

Ты молчишь, как и мир, куда ты отправился.