Федор про себя присвистнул. В большинстве мест, стражник при воротах был невеликим чином, и сразу перекинул бы свалившуюся на голову делегацию "больших людей" на вышестоящего начальника. Но здесь дисциплина и чувство собственной значимости караульных было не хуже, чем у гвардейцев ромейского императора. Это внушало.
Отец Окассий безмолвно откинул полу плаща, извлек кожаный футляр, вытащил, осторожно развернул свиток пергамента с печатью, и вручил его стражу. Страж, как оказалось умел, читать, - умение доступное далеко не всем франкским варварам. Приняв пергамент, он некоторое время шевелил губами, разбирая строки. Наконец он осторожно свернул пергамент большими руками, и с легким поклоном вернул Окассию.
- Я сервант-д-арме Дидье, господин. Я сам провожу вас. - Начальник поста обернулся к своим людям. Умберто, - за старшего. Принимай и разводи.
- Уи, - коротко отозвался назначенный.
- Прошу за мной, господа.
Дидье повернулся, и положив руку на рукоять висевшего при бедре меча, направился к крепости. Компаньоны двинулись за ним. Путь, которым вел их провожатый, оказался пологим пандусом, который постепенно поднимался параллельно крутому холму, и оседлавшей его крепостной стене. Любой, кто попытался бы подняться этим путем без спроса, оказывался, на долгом великолепно простреливаемом пространстве, где не было никакой возможности для укрытия. Штурмовой отряд поднимавшейся здесь, мог истаять, так и не добравшись до ворот в стене. Как и всякому опытному солдату, Федору вообще не хотелось брать штурмом никакую крепость, потому что дело это всегда крайне рискованное. Мало что значит твое воинское уменье, когда на тебя сверху опрокинут котел раскаленной смолы, или же ты лезешь по лестнице, конец которой усердно рубит засевший на стене шалун с топором... Но глядя на укрепления Маркаба, Федор признал, что штурмовать конкретно эти стены - он бы хотел в самую последнюю очередь. Ну, почти в последнюю. Человека, видевшего вблизи титанические стены Нового Рима, никакие другие крепости уже поразить не могли. Но уважение здешние стены внушали - однозначно.
- В каком достоинстве наш провожатый? - Тихонько спросил Федор на греческом Окассия, пока они продолжали подниматься по пологим ступеням.
- Он "оружный слуга", - пояснил Окассий. - Сервант де арме, или же сержант эт армс, как говорят в ланжисе бриттов. Это значит, что он принадлежит к вспомогательным воинам из людей простого сословия. Ядром же орденского войска являются всадники из знатных родов, их называют "шевальерс", то есть всадниками.
- А знак у него на груди?
- Этот знак как раз и обозначает что он сервант. Знак этот в виде буквы "T" символизирует крест, на котором принял смерть наш спаситель Христос. У слуг он, как видишь, без верхней палки, то есть как бы без таблички с титулом, где было указано, что Христос есть царь иудейский. Полный крест с четырьмя палками - то есть с верхним титулом, полагается только благородным рыцарям.
- Смотрю, ты изучил нравы сего ордена.
- Какой бы я был посланец, если бы не знал тех, к кому послан? - Пожал плечами Окассий.
- Есть еще что-то о обычаях этих воинов, что мне следует знать в первую голову? - Осведомился Федор.
- Хвали Бога будучи среди божьих людей. Иначе они открутят тебе голову, сын мой.
Провожатый, тем временем привел их к верхним стенам. На воротах здесь стоял еще один пост. И здесь уже вместе со стражниками оказался воин, на наддоспешнике и плаще которого был полный белый крест. Встретившись с ним взглядом, Федор внутренне поежился. У рыцаря были глаза фанатика, который не боится ничего, а ради своей веры сделает - все. Ровно такой же взгляд был у муслимских бесноватых воинов, будто эти люди были уже не здесь, а где-то в другом мире.
Сержант, экономя слова, четко доложил рыцарю, и тот снова потребовал у Окассия бумаги. Священник безмолвно снова извлек футляр.
Далее их провожал уже сам рыцарь с нездоровыми глазами. Он вел их по мощеному черному камню, мимо второй, более высокой наклонной стены, из которой вырастали мощные башни. Вел мимо толстых бойниц, под сводчатыми тяжелыми арками, затем по огромному двору, где тренировались, гремя железом, взмыленные орденские бойцы. Вел мимо огромных конюшен, откуда доносилось лошадиное ржание. При входе в конюшню мальчишка-конюх сидя на скамейке чистил бока коня пучком сена, энергично напевая себе под нос, "Ах младший сын рода Роже де Бриуз, добродетелен так, что в восторге Иисус...". Похоже, сие произведение уже набрало в святой земле популярность. Федор подавил в себе острое желание на ходу пнуть мальчишку под афедрон, чтоб тот кубарем сверзился со скамьи и пропахал землю носом.
- Еще немного, и я сам поверю, что этот нортманн победил пирата плевавшегося огнем, а я целовал ему ноги, - тихонько пожаловался Федор Окассию.
- Крепись, сын мой, - на ходу отозвался монах.