Ромен Роллан

Теперь закончился ужасный кошмар пяти последних лет. Сделаем же так, чтобы он не мог повториться, и поработаем над тем, чтобы поднять Францию из развалин! Надо восстановить национальное единение и мир во всем мире на основе союза всех свободных народов.

Сожалею, что должен уехать в мою провинцию в день, когда вы возвращаетесь сюда. Дружески жму вашу руку…»[17]

Начался декабрь, холодный, мокрый, с дождями и туманами. Это время года Роллан всегда переносил плохо. Помощь парижских врачей не дала ощутимых результатов: силы убывали. Но мозг работал по-прежнему интенсивно.

Вернувшись в Везеле, Роллан обдумывал все то, что увидел, услышал, прочитал за недели, проведенные в Париже.

Как мало он знал раньше о ходе войны! Не только об обороне Ленинграда или битвах на Курской дуге, но и о том, что происходило в самой Франции. Только теперь получил он представление о размахе народной антифашистской борьбы, о подвигах партизан Нормандии и Верхней Савойи, о забастовках шахтеров Севера, демонстрациях студентов Парижа. Он услышал о подпольной деятельности Французской коммунистической партии, вписавшей в мартиролог французского Сопротивления много благородных имен. Габриель Пери, Даниэль Казанова, Шарль Дебарж, Жак Декур, Жорж Политцер. И еще и еще имена… Десяткп тысяч коммунистов погибли в партизанских боях или были расстреляны как заложники. Таких, как Эли Валак, было много, очень много. И кто знает, быть может, не один Эли Валак, идя на опасное задание, брал с собою в спутники мятежную тень Жан-Кристофа?

Друзья рассказали Роллану об участии писателей в Сопротивлении. Он познакомился с нелегальными изданиями, просмотрел миниатюрные книжечки, которые выпускало в дни войны «Издательство полуночи». Радостно было убедиться, что в эти трагические дни полностью оправдал себя принцип антифашистского единства действий. Патриоты, придерживавшиеся разных взглядов — и марксисты и католики, — вместе работали, рисковали жизнью, погибали, чтобы Франция стала свободной. Радостно было убедиться и в другом. За годы испытаний окрепли не только нравственные, но и творческие силы французской литературы. В газетах, журналах сразу же после освобождения появилось много молодых, неизвестных прежде имен. Патриоты, возвращавшиеся из плена, из фашистских концлагерей, приносили в литературу свои свидетельства о пережитом.

Роллан вспоминал статью «Извилистый подъем», которую он написал на исходе первой мировой войны. История человечества движется через жертвы, катастрофы, тяжелые потрясения — не прямой и не гладкой дорогой, а дорогой ухабистой, каменистой, причудливо петляющей вверх. Но все-таки вперед и все-таки вверх-! Меньше чем полгода назад могло еще казаться, что гитлеровские мерзавцы прочно осели на французской земле. Но они и на самом деле оказались калифами на час! Они изгнаны из Франции, и уже недалек день их окончательного разгрома.

Да, народы сами делают свою историю. Сами народы, сами люди, а не слепые силы Судьбы. Народы многое могут, когда отваживаются — как отважился в критическую минуту Кола Брюньон — сами взять в руки «кормило и весло». Лишь бы не ослабевала в них эта решимость теперь, после победы! Сегодня особенно важно поддержать в людях дух гражданственности, героического деяния…

Как только Роллану становилось чуть-чуть лучше, он садился за письменный стол. Корреспонденты, ближние и дальние, ждали от него ответов. Ему и самому хотелось поделиться мыслями, которые бродили в нем. 7 декабря он написал супругам Мерсье:

«Мои дорогие друзья, благодарю вас за ваше сочувствие. Болезнь, с которой я борюсь в течение двух дет, не дает мне возможности ответить вам подробно.

Я думаю, что слово «вера» влечет за собой много недоразумений. Вера (по крайней мере у нас, людей, чуждых церкви, старающихся сохранить свободу духа) — это не просто уверенность в том, что будет. Это воля к осуществлению того, что, по нашему мнению, должно быть. Будущее пишется мало-помалу. И оно пишется при участии каждого из нас. Не надо преувеличивать слабость индивидуума перед лицом огромных слепых сил! Наше время, больше чем любое другое, обнаружило, что эти силы оказываются беспомощными, если отдельные личности не держат их в узде и не пришпоривают их. Даже если оставить в стороне эти исключительные случаи — каждая человеческая душа может быть очагом, излучающим свет: надо только остерегаться, чтобы не потушить его! Неуверенность в результатах, знание опасностей, угрожающих человечеству на его пути, — все это не должно нас обескураживать. Скорей напротив: все это должно убеждать нас в том, насколько необходимо держать силы в напряжении, не уклоняться от боя (отдохнуть найдем время потом). Мы не просто колесики движущегося механизма. Немаловажно, что мы вправе считать себя участниками продолжающегося свободного созидания.