Ромео и Джульетта. Величайшая история любви

Услышав, что Джульетта просватана, жена довольно резко (если не сказать — сварливо!) поинтересовалась, в каком-таком кабаке, под какой из залитых вином скамеек любезный муж вдруг откопал для дочери жениха? И не устроит ли их будущего зятя бочка вина пообъемистей, с которой тот наверняка обвенчается куда охотнее, чем с молодой невестой?!

Николо препираться не стал, стерпел. Хотя и не без труда, в последний момент удержал бранные слова на кончике языка. Просто принял значительную позу, выпятил грудь, подобрал живот и холодно сообщил, кто жених.

Имя рыцаря Париса сделало свое дело. Жена быстро смекнула, что подобные женихи не валяются в кабаках под лавками, такой знатный рыцарь — честь для любого дома и желанный приз для всех веронских невест. Тут же сменила гнев на милость и изволила даже похвалить мужа за расторопность и предприимчивость, что случалось нечасто.

Потом, видя одобрение старшей хозяйки, расчувствовалась Кормилица. Эта почтенная женщина, конечно, уже подкрепила свои немолодые силы сладкими и крепкими наливками, но еще не до такой степени, чтобы те повлияли на ее дар бесконечно рассказывать одни и те же истории. Она, по обыкновению, пустилась в воспоминания, как Джульетта, ее Джули, будучи совсем маленькой, упала и расшибла лобик. И муж-покойник, тот еще шутник, сказал, мол, что же ты, Джуленька, вперед падаешь, на спинку нужно привыкать падать, задрав ножки и раскинув ручки… Вырастешь, будешь так и норовить упасть на спину… А та, кроха, утерев слезы, важно так — «Да, буду!». Мол, тысячу лет мне прожить (При таком-то обилии вина и наливок? — мысленно ухмыльнулся Николо), все равно не забуду, как муж спросил, а Джуленька ему ответила!

Эту историю Кормилица рассказывала всем встречным и поперечным по нескольку раз на дню, к этому уже все привыкли, как жужжанию мух.

Мужа-шутника, ныне покойного, Капулетти плохо помнил, да и не к чести ему помнить всяких покойных «тощих». В памяти у него лишь засело, что шутки у того были своеобразные. С женой он шутил преимущественно веревкой, плеткой, палкой, и, рассказывали, даже оглоблей. Пожалуй, так и должен поступать настоящий хозяин дома! — приходило иногда в голову Капулетти.

К удивлению отца, равнодушнее всего отреагировала на известие о помолвке сама Джульетта. Сказала только, раз батюшка так считает, значит, наверное, так нужно. Потом наморщила гладкий лобик и спросила — а какой он, этот Парис? Немного послушала о его военных доблестях, приличном наследственном состоянии и древности рода, но даже не дослушала, снова углубилась в складки платьев и аксессуары.

Словно не поняла, что речь о ее судьбе, мелькнуло у отца.

Маленькая она еще, совсем маленькая, кукол бы ей пеленать… Но — ведь это сегодня маленькая, а завтра, глядишь, и семнадцать исполнится, перестарок уже, засидевшийся в девках… Нет, отдавать надо пока берут, пока товар еще не залежался на полке…

Думая об этом, Николо расчувствовался. Даже умилился наивностью дочери и ее детским доверием к родительской воле. Господь, прибрав трех других детей в раннем возрасте, все-таки оставил ему на старость утешение дочерней привязанности.

Пусть она пока выглядит ребенком, но это прелестный ребенок! И обещает стать еще более красивой женщиной. Золотистые, отливающие медью волосы, характерные для северных итальянок, мягкое личико, оживленный румянец щек, яркие и доверчивые карие глаза, широко распахнутые навстречу божьему миру. Невысока ростом, может, на чей-то взыскательный вкус не богата женской округлостью, зато легка, грациозна и непосредственна. От ее звонкого голоска у него всегда на душе теплеет, словно Божья Мать проходит неподалеку с серебряным колокольчиком…

Воистину, удивительно, как от такого чертополоха, как жена, смог произойти на свет этот нежный цветок — его дочь!

* * *

Я, старый капитан Скорцетти, заявляю со всей ответственностью — мы, итальянцы, все-таки слишком импульсивный народ. Можем разгорячиться по таким пустякам, на которые северяне бы и внимания не обратили.

Видел я северян, воевал и против них, и с ними в одних рядах, знаю их холодную сдержанность. И ведь нельзя сказать, что они не испытывают никаких чувств. Еще как испытывают — и радость, и гнев, и печаль, и прочие проявления лихорадят их ничуть не менее южных народов. Но — как-то умеют сдерживаться… Проистекает ли это от замедленного течения жизненных соков, обусловленных холодностью климата, либо по другой причине, не известной современной науке — не могу сказать…

Я полагаю, вы сами частенько наблюдали такую картину: два итальянца, сойдясь у обочины орут друг на друга и размахивают грозно руками, словно грозя задушить. Похоже, будто брат вступился за обесчещенную сестру, и это будет последний день для ее обидчика… Ан нет, это всего лишь два крестьянина по-соседски обсуждают урожай позапрошлого года, что был богаче не в пример нынешнему.

К чему это я? Ах, да… Полночный бал в доме Капулетти.