Ромео и Джульетта. Величайшая история любви

— Клянусь прахом моих почтенных родителей, вино отменное! — не сдавался плут-хозяин. — Целует нутро так же крепко, как престарелая красавица молодого любовника!

— Поцелуй красавицы? Да неужели? Клянусь святостью Папы, это как раз то, что нам нужно… Тащи, хозяин, свое вино! — разрешил Меркуцио. — И кипрское белое, и какое там есть еще… Но помни, мошенник, если в желудок только лить, и ничего не класть, то очень скоро там разведутся лягушки и заквакают! Хочешь, чтоб лягушки хором пели в твоей хибаре, как в весеннем болоте?!

— Как будет угодно молодым сеньорам… — папаша оживился и устремился на коротких ножках в сторону кухни и погреба.

— Меня, друг Ромео, кстати, спрашивали о тебе… — многозначительно заметил Бенволио.

— Розалина? — с надеждой вскинулся тот.

— Вот еще! — скривил губы Бенволио. — Интерес красавицы — упорное молчание о предмете, в твои годы пора бы узнать сию нехитрую истину… О тебе спрашивала твоя почтенная матушка. Интересовалась, не знаю ли я, почему наш юноша бледен, тих и не ест, не пьет?.. Почему убегает из дома спозаранку, и бродит в рощах за городом? Уж не собирается ли он часом обратиться к святости и принять постриг в монастыре?

— А ты что? — заинтересовался Меркуцио.

— Сказал, что не знаю, но пообещал узнать. Одновременно, утешил, намекнув, что чем тише и бледнее ее ненаглядный сын, тем дальше его мысли от пострига и молитвы. Что тут еще ответишь…

— Да уж, в этой бледности святость себе ночлег не найдет… — весело подтвердил Меркуцио.

Ромео, мрачно обгладывавший в это время бараний бок, вдруг так хрястнул им по столу, что тяжелые кружки с вином дружно подпрыгнули.

— Да чтоб мне провалиться на этом месте от такого участия! Да чтоб Старуха Чума стала единственной женщиной, что обнимет меня с любовью! Чтоб у меня отвисла мошонка и при ходьбе натирала колени, если я понимаю… Ну почему, почему, скажите мне, самое светлое и нежное чувство всегда становится темой для пересудов и мишенью для глупых шуточек! Почему люди никогда не смеются над львиным зевом проказы, не потешаются над огнем святого Антония, не хохочут над кровавыми харканьями?! Тогда как любовная лихорадка всегда вызывает у них столько веселья, сколько не вызывает жирная аббатиса из монастыря Святой Барбары, когда мул роняет ее посреди грязной канавы!.. Почему?! Разве тоска по любимой, этот угар безумия, этот холодный жар и бессонный сон не сводит нас в могилу вернее, чем расширенный консилиум докторов из Болоньи?!

— Горячо сказано, друг! — одобрил Бенволио. — Крепко сказано!.. Только кто здесь смеется? Я, например, скорее, плачу, думая о твоей тоске по прелестям Розалины…

— Я тоже, плачу, друзья, — поддержал Меркуцио. Покрутил головой. — Нет, но какое разнообразие проклятий на собственную многострадальную голову! Волочить по земле мошонку в честь прекрасных глаз Розалины… Клянусь рыбацкой сетью Святого Петра — до этого не додумался ни один рыцарь! Это красавица непременно бы оценила до колик в животе!

— Любая бы оценила.

— А как тебе старая Чума, что призвана, к собственному удивлению, стать невестой…

— И разве мы способны потешаться над могильной плитой, а, Меркуцио?

— Ни в коем случае, Бенволио!

Друзья весело переглядывались и пересмеивались.

Ромео, косясь на них исподлобья, снова принялся за баранину, вгрызаясь в мясо крепкими белыми зубами. Он был один из немногих в городе знатных юношей, кто не только подкрашивал ресницы и брови, а губы подводил специальной помадой, добавляя их рисунку изящество, но и за зубами следил. Три раза в неделю натирал их мелом специальной тряпочкой. Говорят, этот древний норманнский рецепт делает зубы сохраннее и белее.

Даже близкие подшучивали над его чрезмерным щегольством.

Несмотря на любовное томление, аппетит у молодости был отменный. После копченых бараньих ребер к столу друзей проследовали знаменитые свиные ножки папаши Бензарио, моченые в уксусе и сдобренные четырнадцатью видами трав, семь из которых — целебные. После ножек дошел черед до нежной грудинки, которую приятно заедать луком и чесноком. После грудинки была тушеная с пряностями чечевица со свиными шкварками, скумбрия горячего копчения, похлебка из репы, моркови и репса, запеченные с медом груши и яблоки. Венчал трапезу пышный пирог с олениной. Этот олень, по уверениям хозяина, только вчера носил по лесу развесистые рога. Весельчак Меркуцио тут вставил, что рога-то он носил, но почему-то гнусно мекал при этом…

Хозяин, не растерявшись, ответил, что гнусно мекают не только те, кто носит рога. Ему мол, с позволения молодых господ, случалось слышать меканье и от абсолютно безрогих…

Меркуцио, ценивший любую шутку, тут же ополовинил в его честь кружку белого кипрского.

Немного закусив, таким образом, и от души угостившись винам папаши Бензарио, от чего даже меланхоличный Ромео зарумянился и повеселел, друзья принялись обсуждать утренние события на площади Мучеников. О них сейчас судачил весь город.

Бенволио с улыбкой рассказал, как отбивался от неистового Тибальта.

По счастью, в этом малом столько же ловкости, как в сорвавшемся с обрыва булыжнике.