По ходу действия Роми приходится играть семнадцатилетнюю Эмму, и это, пожалуй, самые неубедительные эпизоды во всём фильме. В «Групповом портрете с дамой» тоже немало сцен юности героини. Эти две картины разделяют всего четыре года, но как очевидны произошедшие изменения! Число морщин на лице мало беспокоило Роми Шнайдер. «Я не принадлежу к тем, кто с утра до вечера разглядывает себя в зеркале. Есть актрисы, которых заботят только лицо и фигура. Морщинки меня не беспокоят. По-моему, главное должно исходить от сердца или головы, а не прекрасных глаз или совершенного носа»[105]
— писала она. Поразительный факт: как актриса она достигла совершенства, лишь когда её прекрасное лицо перестало излучать покой и безмятежность. Короткий период с 1978-го по 1980 год стал вершиной в её творческой биографии и был отмечен созданием трёх выдающихся женских характеров. Скромная Мари, оберегающая от людей свой внутренний мир и следующая по жизни только ей одной ведомым путём. Умная, бесстрашная Катрин, идущая до конца в неравной борьбе со средствами массовых коммуникаций, унизившими её человеческое достоинство. Несгибаемая Эмма, уничтоженная своими противниками, но так и не покорённая ими. Эти три разные роли наглядно показывают, как широк был творческий диапазон Роми Шнайдер, как выросло её профессиональное мастерство, как много ей удалось свершить в искусстве. Теперь она могла играть всё — и тонкую психологическую драму, и фильм действия. Прошло время, когда режиссёры стремились максимально использовать её обаяние и эффектную внешность. Если бы Лукино Висконти посмотрел эти три фильма, он бы, возможно, изменил своё представление о её месте в кино. Недаром Бертран Тавернье, не только талантливый режиссёр, но и проницательный критик, предрекал ей будущее великой трагической актрисы. Она бы могла стать ею, если бы умела усмирять свои нервы. Во время съёмок «Банкирши» она записала в дневнике слова, звучащие как крик отчаяния: «Ты встаешь утром и говоришь себе: «Сегодня я не буду нервничать». Приходишь в павильон и трясёшься от страха. Это непереносимо ни для меня, ни для других. Увы, я не суперпрофи, а до сих пор ещё ребёнок. Я не могу жить так бестрепетно, как Марта Ханау»[106].С Роми творилось что-то неладное. Во время перерывов она закрывалась в своем вагончике, никого не хотела видеть. На двери вагончика постоянно висела записка: «Доступ только моим друзьям — Дэни, Жан-Клоду, Франсису и некоторым другим. Я отдыхаю и никого не желаю видеть». Два года назад во время съемок «Простой истории» она устроила приём для всего коллектива. Она купалась в счастье и стремилась поделиться им с другими людьми. Члены же этой съемочной группы старательно обходили свою ведущую актрису, не зная, какую ответную реакцию могут вызвать у неё их слова и жесты. Фильм снимался в старинном замке, и Франсис Жиро захотел представить своей актрисе его владелицу. Однако у Роми это естественное желание вызвало резкую ответную реакцию, она не хотела видеть ни одного нового лица и заявила об этом гостеприимной хозяйке.
Большую часть времени она проводила в комнате с опущенными тёмными шторами, которые изолировали её от окружающего мира, ничего не читала, ничего не делала. Можно ли было сыграть в этом подавленном состоянии безмятежность духа, свойственную юной девушке, только вступающей в жизнь?! Будь она трижды Сарой Бернар, это было бы ей не по силам.
Тем не менее она старалась создать достоверный образ, не позволяла себе играть формально, пыталась поймать вдохновение, без которого не могла работать на съёмочной площадке. В сцене в тюрьме Эмма должна была снять с ноги гипс, мешавший совершить побег. Роми так волновалась, настолько вошла в роль, что порезала руку и сорвала ноготь. И, даже не зная всех этих подробностей, испытываешь невольное волнение, почти физическое осязание боли, когда видишь героиню, пытающуюся встать на больную ногу и падающую на пол от болевого шока.
Начало конца
Во время съёмок «Банкирши» Роми Шнайдер переживала один из самых драматичных моментов своей жизни. Её некогда счастливый брак с Даниэлем Бьязини подходил к концу, и она остро переживала это. Ведь речь шла не о завершении очередного романа, а о разрушении целой семьи, которая совсем недавно считалась одной из самых счастливых на свете.