Ромм. Первый

— Ради того, чтобы получать такое наслаждение, я готов ей его подарить! — хрипло сказал Дэн. Потом притянул к себе Богиню, поцеловал ее в шею, на несколько мгновений выбив мелкую из реальности, и согрел наши души коротенькой, но невероятно теплой фразой: — Девочки, я на седьмом небе от счастья!

Я приподнялась на локте, чтобы увидеть его лицо, порадовалась довольной улыбке и слегка пострадала из-за того, что ненавистное «зеркало» мешает насладиться эмоциями. Потом перевела взгляд на королеву, полюбовалась влажной спутанной гривой, припухшими губами и вздымающейся грудью, и ласково провела пальцем по спине Ратианы, покрытой бисеринками пота. Просто потому, что мелкая лежала ближе. А когда Муза призывно прогнулась в пояснице и замурлыкала, с большим трудом оторвала взгляд от приподнявшихся ягодиц и саркастически усмехнулась:

— Да уж, воистину, первая межрасовая семья Вселенной на грани распада!

— Я бы с большим удовольствием пораспадался еще пару часов… — вздохнул Ромм, встал с кровати и поплелся к душевой кабинке. — Но, увы, сначала придется обедать с Романовым, а потом везти его в «Лаулетт»…

…Пока он на пару с Музой кормил принца изысками Эрратской кухни, Ари, Лани и я нежились в купели на командирской палубе «Веселого Роджера». На картинку с камеры в гостиной, вывешенную перед дальней стеной ванной, если и поглядывали, то крайне редко, так как были заняты куда более интересным делом — рассматривали наброски, сделанные Богиней по мотивам недавнего любовного безумия, и… периодически уходили в воду с головой, чтобы остыть. Ибо эти образы получились настолько чувственными, если не сказать, развратными, что я даже засомневалась, стоит ли их вешать на стены наших «галерей». И высказала это сомнение вслух.

— Стоит! — уверенно заявила Ари и лукаво улыбнулась: — Пусть создают правильное настроение и провоцируют… всех!

Определенная логика в последнем утверждении была. Мало того, я с большим удовольствием повторила бы столь волнующий опыт, причем не один раз. В общем, посмотрев на проблему с правильной стороны, я согласно кивнула, потом вспомнила, что нам помешало продолжать до последнего, мстительно оскалилась и набрала главврача нашего филиала клиники «Лаулетт». Естественно, использовав вместо своего реального изображения виртуальный образ. Первым делом выслушала доклад о нынешнем состоянии императрицы, а когда убедилась в том, что никаких изменений в планах лечения нет и не предвидится, объяснила, что и как врачи должны говорить Федору Романову.

Уточнив кое-какие нюансы, Ти’Зегг понимающе ухмыльнулась и пообещала, что натравит на принца Дивиару Ломо Ти’Маор, потом дала мне постоянный канал с камеры над капсулой Елизаветы и отключилась.

Я отправила запись этого разговора Дэну, получила в ответ коротенькое, но очень эмоциональное «Спасибо!!!» и расслабилась. А минут через сорок получила возможность понаблюдать за беседой в прямом эфире…

…Федор вошел в палату к матери чуть ли не цыпочках. Увидев, что крышка медкапсулы затемнена и закрыта, побледнел и торопливо обернулся к лечащему врачу:

— Что-то не так?!

— Все так! — успокаивающе улыбнулась Дивиара и сразу же посерьезнела: — Просто прежде, чем привести в сознание вашу мать, я должна еще раз напомнить о том, что главная цель этой беседы — изменение не вашего, а ее эмоционального состояния! Каким бы изможденным ни выглядело ее лицо, какими бы заторможенными ни казались реакции, вы обязаны демонстрировать лишь радость и твердую уверенность в том, что она идет на поправку! Задача понятна?

— Да.

— Отлично! — кивнула она и поплыла взглядом.

Крышка медкапсулы тут же изменила цвет с черного на темно-серый, плавно сдвинулась сантиметров на сорок и слегка «просела», открыв нашим взглядам лицо императрицы, но скрыв все, что ниже подбородка.

Выглядела Елизавета, мягко выражаясь, неважно — мертвенно-серая кожа, покрытая многочисленными ссадинами, обтягивала наголо выбритый череп и напоминала пластик; глаза, окруженные синяками, запали; перебитый нос опух и потерял форму; губы выцвели, провалились и превратились в ниточки; пигментные пятна стали ярче, а морщины глубже и резче. Федор ужаснулся, однако очень быстро вспомнил о том, что она жива и идет на поправку, воспрянул духом и встретил шевеление ресниц слабой, но счастливой улыбкой. А когда императрица открыла глаза, сфокусировала взгляд на его лице и нервно сглотнула, даже вспомнил о полученных инструкциях:

— Здравствуй, мам! Ты в клинике «Лаулетт» на Эррате. Поломалась, конечно, здорово, но не фатально: дней через двадцать будешь, как новенькая, потом пару дней отдохнешь, пройдешь процедуру омоложения и превратишься в тридцатилетнюю красотку!

Силе характера императрицы можно было позавидовать — окончательно придя в сознание лишь к концу монолога сына, она отодвинула в сторону собственные проблемы и сосредоточилась на проблемах семьи:

— Убрат-сь… пыталиш-ш… не ме-е-я-а… а Колю. Кто… это… ор-ха-аниш-шовал?

— Пока не знаю. Следствие еще не зако-… - начал, было Федор, но нарвался на рык, в котором вместо слабости чувствовалась сталь:

— Не ф-фри!!!