Добираясь до жилища Йемона, нам пришлось одолеть еще пять миль по песчаной дороге. Сала всю дорогу матерился и клялся, что повернул бы назад, если бы там его не ограбили еще на один доллар за обратную переправу через реку. Небольшая машинка с трудом продвигалась и подпрыгивала на ухабах, и я думал, что она вот-вот развалится. Однажды мы миновали стайку голых ребятишек, которые, стоя у дороги, увлеченно швырялись камнями в собаку. Сала остановился и сделал несколько снимков.
– Черт возьми, – пробормотал он. – Нет, ты только посмотри на этих мелких ублюдков! Нам очень посчастливится, если мы выберемся отсюда живыми.
Добравшись наконец до домика Йемона, мы обнаружили его в патио, все в тех же черных трусах. Из выброшенных на берег кусков древесины он мастерил книжную полку. Все жилище теперь смотрелось симпатичней; часть патио была накрыта тентом из пальмовой листвы, а под тентом стояли два брезентовых шезлонга, судя по виду, явно уворованные из лучшего пляжного клуба.
– Слушай, приятель, – спросил я, – где ты такие оторвал?
– Цыгане притащили, – ответил он. – По пять долларов за штуку. Надо полагать, они их в городе стырили.
– А где Шено? – поинтересовался Сала.
Йемон указал на пляж.
– Наверное, вон у того бревна загорает. Она тут шоу для аборигенов устраивает – они от нее в восторге.
Сала достал из машины ром и ведерко со льдом. Йемон радостно улыбнулся и вылил лед в бачок у двери.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Эта бедность меня с ума сводит – мы даже льда себе позволить не можем.
– Черт возьми, приятель, – сказал я. – Ты уже до дна добрался. Тебе надо работу найти.
Йемон рассмеялся и наполнил три бокала льдом.
– Я тут все Лоттерманом занимаюсь, – рассказал он. – Похоже, все-таки смогу получить мои деньги.
Тут с пляжа пришла Шено в том же самом белом бикини и с большим пляжным полотенцем в руках. Она улыбнулась Йемону:
– Они снова заявились. Я слышала, как они переговариваются.
– Проклятье, – рявкнул Йемон. – Чего ради ты без конца туда шляешься? Что у тебя, черт возьми, с головой?
Шено улыбнулась и села на полотенце.
– Это мое любимое место. Почему я из-за них должна от него отказываться?
Йемон повернулся ко мне.
– Она ходит на пляж и раздевается – а аборигены прячутся за пальмами и глазеют.
– Не всегда, – быстро уточнила Шено. – Обычно только по выходным.
Йемон подался вперед и заорал на нее:
– Черт бы тебя побрал! Больше туда не ходи! Отныне, если захочешь поваляться голой, будешь здесь торчать! Будь я проклят, если буду тратить все время на заботы о том, как бы тебя не изнасиловали! – Он раздраженно покачал головой. – В один прекрасный день они тебя достанут! Если не прекратишь терзать этих несчастных ублюдков, я, черт возьми, позволю им тебя взять!
Шено уставилась на бетонный пол. Мне стало ее жалко, и я встал, чтобы сделать ей выпивку. Когда я дал ей бокал, Шено подняла глаза и сделала долгий глоток.
– Вот-вот, выпей, – проговорил Йемон. – А потом мы пригласим кое-кого из твоих дружков и закатим настоящую вечеринку. – Он откинулся на спинку шезлонга. – Блин, ну и житуха, – пробормотал он.
Какое-то время мы просто сидели и пили. Шено молчала, говорил в основном Йемон. Наконец он встал и принес из песка по ту сторону патио кокосовый орех.
– Ну, – предложил он, – в футбол, что ли, поиграем.
Я был рад всему, что хоть чуть-чуть развеяло бы атмосферу, а посему отставил бокал и неуклюже пробежал вперед в ожидании паса. Йемон дал идеальный пас, но кокос, будто свинец, скользнул сквозь пальцы и упал на песок.
– Давайте на пляж пойдем, – крикнул Йемон. – Там куча места, где побегать.
Я кивнул и махнул рукой Сале. Но тот покачал головой.
– Идите играйте, – пробормотал он. – Нам тут с Шено надо кое-что важное обсудить.
Шено равнодушно улыбнулась и махнула нам рукой.
– Идите, – сказала она.
Я сбежал по утесу на плотный песок пляжа. Йемон вскинул руку и побежал под углом к линии прибоя. Я швырнул кокос повыше и подальше и стал смотреть, как он с резким всплеском плюхается в воду. Йемон подхватил его и побежал дальше.
Я рванулся в другую сторону, видя, как кокос выплывает ко мне из жаркого голубого неба. Он больно ударил по рукам, но на сей раз я его удержал. Приятно было поймать хороший пас – пусть даже и кокосом. Руки все краснели и все сильней болели, но это было славное, чистое ощущение, и я не обращал внимания. Мы бежали недалеко друг от друга, обмениваясь пасами через центр и длинными забросами к боковым линиям, и вскоре я уже не мог удержаться от мысли, что мы ввязались в нечто вроде священного ритуала, в новую переигровку всех суббот нашей юности, ныне изгнанные из отечества, потерянные и отрезанные от тех игр и пьяных стадионов, глухие к шуму и слепые к фальшивым краскам тех счастливых зрелищ. Спустя годы насмешек над футболом и всем, что футбол для американца значит, я оказался на пустом карибском пляже, бегая по тем идиотским узорам распасовки со рвением нормального футбольного фаната с городского пустыря.