Ромовый пунш

Орделл неоднократно пытался научить своих «шестерок» грамотно орудовать небольшой отмычкой с заостренными усиками на конце, более известной у профессионалов как «грабли» — эти безделушки были не более пяти дюймов в длину и легко умещались в кармане, но зато с их помощью можно было запросто открыть практически любую запертую на ключ дверь. Ясно? В этом не было ничего сложного, стоило лишь раз попробовать самому и приноровиться. Нет же, «шестеркам» больше нравилось вломиться в дом, да так, чтобы при этом переколотить в нем все окна или же, на худой конец, выстрелом из ружья выбить замок. Любимым их номером было протаранить на небольшом грузовичке вход в ломбард или оружейный магазинчик: въехать, быстро загрузить товар и выехать обратно на угнанном грузовике с названием какой-нибудь фирмы на боку фургона. Поэтому обычно владельцы оружейных магазинов загоняли в бетон перед входом в свои заведения железные столбы, чтобы въехать туда на машине было бы невозможно. Тогда ребята врывались в торговый зал, когда магазин был открыт, и уже там выхватив собственное оружие, принимались за дело, забирая столь милое их сердцу военное вооружение. Их не пугало даже то, что любого из них могли запросто подстрелить за этим занятием. Все они были одержимыми придурками. Поэтому Орделл в конце концов отказался от своей первоначальной идеи обучения подручных более утонченным и искусным приемам проникновения на чужую территорию. А свои хитроумные инструменты он теперь доставал исключительно для того, чтобы воспользоваться ими самому.

Как, например, этим вечером, для того чтобы попасть в квартиру Джеки Берк.

* * *

Макс ехал домой и все ещё видел её сидящей напротив его за столиком в полутемном баре: он чувствовал на себе этот взгляд лучистых зеленых глаз Джеки, то, как она, взглянув в сторону рояля, сказала, что пианисту не стоит исполнять «Зажги мой огонь». Как она сказала: «Великолепно», сохраняя все тот же сухой тон, в ответ на его предположение, что ей, возможно, придется отсидеть в тюрьме год и один день. И ещё это ее: «А вы, оказывается, такой же зануда…», когда он не сразу поверил ей. Но уже очень скоро она доверилась ему, и он чувствовал, как постепенно они с ней начинают неуклонно сближаться, как если бы это дело касалось их обоих, и ещё что он был ей необходим. Это было приятное ощущение. Он глядел ей в глаза, желая угадать её настроение. Он смотрел на то, как она курит, и почувствовал, что впервые за последние два года ему тоже вдруг захотелось закурить. И ещё до того, как им уйти из бара, он уже не сомневался, что у них, возможно, что-нибудь и получилось. Если бы он только этого захотел.

У него уже очень давно не возникало подобных ощущений. Тем более по отношению к кому-то из обвиняемых.

Правда, один раз за те последние два года, что ему пришлось прожить в одиночестве, он уже чуть было не признался в любви одной женщине. Она работала официанткой и говорила с сильным южным акцентом. Он называл её Сверчком. То же самое нежное чувство охватило его, когда однажды ночью они вместе лежали в постели, и свет с улицы проникал через окно к ним в комнату и его лучи ложились на её лицо и на маленькую белую грудь. Но только за окном светил самый обыкновенный уличный фонарь, никакой луны, чтобы все было как в песне «Ты возникла из лунного света» или «Эта дьявольская луна» не было и в помине, и надо думать, что именно осознание этого и остановило его тогда — если уж благоразумие оказалось бессильно. Сверчок любила песни из репертуара Ребе МакЭнтайр, и она пела, забавно пританцовывая при этом. А ещё она пела песенку Тэмми Винетт «Р.А.З.В.О.Д», при этом многозначительно поглядывая в его сторону и приговаривая: «Это намек». Ему было хорошо со Сверчком. Вся беда была в том, что им не о чем было говорить. Так же как и с Рене. За все те годы, проведенные вместе, им так и не удалось по-настоящему поговорить друг с другом. Правда, поначалу, когда они только-только поженились, он ещё пытался читать ей вслух стихи. Но реакция её все равно сводилась к неизменному: «Ну и как это надо понимать?»