— Мы просто поговорили, — сказала Джеки. — Сначала у него были кое-какие сомнения на мой счет. Но он всегда доверял мне, и теперь больше всего на свете ему хочется думать, что мне все ещё можно верить. И знаешь, почему? Потому что я нужна ему. Потому что без меня все его денежки так и осядут во Фрипорте. Вполне возможно, что есть и какие-то другие способы заполучить их сюда, но только он всегда предпочитал пользоваться моими услугами, а среди всех тех остальных, с кем ему приходится иметь дело, нет ни одного порядочного человека, одни только жулики и пройдохи. Поставь себя на его место.
Макс продолжал пристально разглядывать её.
— И как ты собираешься это провернуть?
— Так же как и прежде. Но для начала они должны позволить мне вернуться на работу.
— Хочешь сказать, что ты сдашь его.
— Только в том случае, если меня отпустят. Иначе сделка не состоится.
— Ты хоть понимаешь, насколько это рискованно?
— Я не собираюсь мотать из-за него срок: ни по-настоящему в тюрьме, ни условно.
Он смотрел, как она изучающе разглядывает собственную сигарету, осторожно переворачивая её в пепельнице.
— Но вчера ты мне сказала, что у тебя больше возможностей для выбора, чем ты предполагала.
Джеки продолжала сосредоточенно разглядывать сигарету, то и дело осторожно стряхивая с неё пепел.
— А вы знаете, сколько миль я уже налетала? — вдруг спросила она, поднимая на него глаза.
Макс покачал головой.
— Сколько же?
— Примерно семь миллионов, из конца в конец. Почти целых двадцать лет я ждала людей у трапа. И знаешь, сколько я зарабатываю сейчас, снова начав работать? Шестнадцать тысяч плюс грошовые отчисления на пенсию. А вот тебе самому, например, нравится стареть?
— Ты совсем не старая — ты выглядишь просто замечательно.
— Я спросила, нравится это тебе или нет. Тебя это волнует?
— Вообще-то у меня нет привычки задумываться об этом. Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу в нем себя таким же, как и тридцать лет назад. А вот фотографии — это другое дело. Но в конце концов, кому нужно меня фотографировать?
— С вами, мужчинами, все иначе. Мы, женщины, начинаем стареть гораздо раньше, — вздохнула она.
— По-моему, это потому, что они больше переживают из-за этого, — предположил Макс. — Ведь некоторые женщины не располагают ничем, кроме привлекательной внешности, не имея при этом ничего за душой. И потом это безвозвратно уходит… Но к тебе это не относится.
— Вот как? Это отчего же?
— Хочешь поспорить на тему старости? Или все же будем говорить по делу?
— У меня такое чувство, что мне приходится постоянно начинать жить заново, — заговорила Джеки, — и когда я наконец признаюсь себе в этом, то оказывается, что выбирать мне больше уже и не из чего. Помнишь, вчера вечером я сказала тебе, что дважды была замужем? На самом же деле у меня было три мужа, но только о двоих из них я думаю как об одном и том же парне, которого я сначала знала двадцатилетним, а потом встретила его более позднюю версию. Их даже звали одинаково. Поэтому я говорю, что дважды побывала замужем. Первый раз я вышла замуж в девятнадцать лет. Я тогда ещё училась в школе, в Майями. А он был гонщиком и постоянно участвовал в каких-то соревнованиях на мотоциклах.
— Довольно рано для брака.
— А иначе я не согласилась бы жить с ним. Да, вот такой строгой я была по молодости.
— Времена меняются, — сказал Макс, — но принято считать, что таков обычай.
— Мы были женаты всего пять месяцев… он погиб во время гонок, когда проезжая по разводному мосту, попытался перескочить на мотоцикле на другую сторону. Как показывают в кино. Только он был пьян, и ничего не получилось.
Макс молчал.
— Мой второй муж попался на наркотиках, решил откупиться, и в результате оказался в тюрьме. До того, как он начал работать на рейсовых самолетах в авиакомпании, он был боевым летчиком и воевал во Вьетнаме. Представляешь себе картинку? Последний изо всех оказался старше меня на пятнадцать лет, он был примерно твоего возраста. Я подумала тогда: «Ну наконец-то и мне встретился человек взрослый и, будем надеяться, рассудительный». Даже не подозревая, что он был ничуть не лучше того моего гонщика.
— Я только на двенадцать лет старше тебя, — заметил Макс.
Она как будто улыбнулась — чему-то, он не знал, чему именно — а затем вновь посерьезнела.