Приглашённый в Рим, он (Нума Помпилий. —
Так два царя сряду, каждый по-своему — один войною, другой миром, возвеличили Рим. Ромул царствовал тридцать семь лет, Нума — сорок три года.
...к Рамнам, Тициям и Луцерам — центуриям, которые были учреждены Ромулом, — добавить новые, сохранив их на будущее памятником Тарквиниева имени. Атак как Ромул учредил центурии по совершении птицегаданья...
Ещё он (Сервий Туллий. —
Все эти тяготы были с бедных переложены на богатых. Зато большим стал и почёт. Ибо не поголовно, не всем без разбора (как то повелось от Ромула и сохранялось при прочих царях) было дано равное право голоса и не все голоса имели равную силу, но были установлены степени, чтобы и никто не казался исключённым из голосованья, и вся сила находилась бы у виднейших людей государства.
...Ромул исчез тоже без погребенья.
И, чтобы отведённый участок был свободен от святынь других богов и всецело принадлежал Юпитеру и его строившемуся храму, царь постановил снять освящение с нескольких храмов и жертвенников, находившихся там со времён царя Тация, который даровал их богам и освятил во исполненье обета, данного им в опаснейший миг битвы с Ромулом.
Ни понтификов, ни авгуров при Ромуле не было — учредил их Нума Помпилий.
...свой авгур был у каждой из трёх древних триб — Рамнов, Титиев и Луцеров.
...именно в этом сражении дан был обет о храме Юпитеру Становителю; этот обет ещё ранее дан был Ромулом, однако тогда выделен был только священный участок, то есть место, освящённое для храма, и только в этом году сенат из богобоязни повелел всё-таки выстроить храм, ибо государство уже вторично было связано одним и тем же обетом (в 294 до н. э., по обету консула Марка Атилия Регула в битве под Луцерией. —
Подлинно тот простоват, кто измен не выносит подруги,
И недостаточно он с нравами Рима знаком.
Ведь при начале его — незаконные Марсовы дети:
Илией Ромул рождён, тою же Илией — Рем.
Ромул, это ведь ты был первым смутителем зрелищ,
Рати своей холостой милых сабинянок дав!
Не нависали тогда покрывала над мраморным склоном,
А на подмостки внизу рыжий не брызгал шафран, —
Сценою был безыскусный развал наломанных сучьев
И густолистых ветвей из палатинских дубрав,
А для народа кругом тянулись дерновые скамьи,
И заслоняла листва зной от косматых голов.
Каждый глазами себе выбирает желанную деву,
Каждый в сердце своём страстью безмолвной кипит.
Вот неумелый напев из этрусской дуды вылетает,
Вот пускается в пляс, трижды притопнув, плясун,—
И под ликующий плеск ещё неискусных ладоней
Юношам царь подаёт знак к похищению жён.
Все срываются с мест, нетерпенье криками выдав,
Каждый добычу свою жадной хватает рукой.
Словно голубки от клюва орла летят врассыпную,
Словно овечка бежит, хищных завидя волков,
Так под напором мужчин задрожали сабинские девы:
Схлынул румянец с лица, трепет объемлет тела.
Страх одинаков во всех, но у каждой по-своему виден:
Эта волосы рвёт, эта упала без сил,
Эта в слезах, но молчит, эта мать призывает, но тщетно,
Эта нема, эта в крик, та цепенеет, та в бег.
Вот их ведут чередой, добычу любовного ложа,
И от испуга в лице многие даже милей.
Если иная из них отбивалась от властного друга —
Он на руках её нёс, к жаркому сердцу прижав,
Он говорил: «Не порти очей проливными слезами!
Чем для отца твоя мать, будешь и ты для меня».
Ромул, ты для бойцов наилучшую добыл награду;
Дай такую и мне — тотчас пойду воевать!