Ромул

Ромул, это ведь ты был первым смутителем зрелищ,
Рати своей холостой милых сабинянок дав!
Не нависали тогда покрывала над мраморным склоном,
А на подмостки внизу рыжий не брызгал шафран, —
Сценою был безыскусный развал наломанных сучьев
И густолистых ветвей из палатинских дубрав,
А для народа кругом тянулись дерновые скамьи,
И заслоняла листва зной от косматых голов.
Каждый глазами себе выбирает желанную деву,
Каждый в сердце своем страстью безмолвной кипит.
Вот неумелый напев из этрусской дуды вылетает,
Вот пускается в пляс, трижды притопнув, плясун,—
И под ликующий плеск еще неискусных ладоней
Юношам царь подает знак к похищению жен.
Все срываются с мест, нетерпенье криками выдав,
Каждый добычу свою жадной хватает рукой.
Словно голубки от клюва орла летят врассыпную,
Словно овечка бежит, хищных завидя волков,
Так под напором мужчин задрожали сабинские девы:
Схлынул румянец с лица, трепет объемлет тела.
Страх одинаков во всех, но у каждой по-своему виден:
Эта волосы рвет, эта упала без сил,
Эта в слезах, но молчит, эта мать призывает, но тщетно,
Эта нема, эта в крик, та цепенеет, та в бег.
Вот их ведут чередой, добычу любовного ложа,
И от испуга в лице многие даже милей.
Если иная из них отбивалась от властного друга —
Он на руках ее нес, к жаркому сердцу прижав,
Он говорил: «Не порти очей проливными слезами!
Чем для отца твоя мать, будешь и ты для меня»[247].

Плутарх описывает курьезное происшествие, случившееся тогда же: «Среди похитителей, говорят, обращала на себя внимание кучка людей из простого народа, которые вели очень высокую и необыкновенно красивую девушку. Им навстречу попалось несколько знатных граждан, которые стали было отнимать у них добычу, тогда первые подняли крик, что ведут девушку к Таласию, человеку еще молодому, но достойному и уважаемому. Услышав это, нападавшие ответили одобрительными возгласами и рукоплесканиями, а иные, из любви и расположения к Таласию, даже повернули назад и пошли следом, радостно выкрикивая имя жениха. С тех пор и по сей день римляне на свадьбах припевают: „Таласий! Таласий!“ — так же как греки „Гименей! Гименей!“ — ибо брак Таласия оказался счастливым. Правда, Секстий Сулла из Карфагена, человек, не чуждый Музам и Харитам, говорил нам, что Ромул дал похитителям такой условный клич: все, уводившие девушек, восклицали „Таласий!“ — и восклицание это сохранилось в свадебном обряде»[248].

По приказу Ромула, отданному заранее, римляне должны были хватать только девушек, относить их в свои дома и хранить неприкосновенными до следующего дня[249]. Но, как это часто бывает, среди всеобщей суматохи они по ошибке схватили одну замужнюю сабинянку по имени Герсилия, которая изо всех сил цеплялась за свою дочь. По данным Зенодота Трезенского, Герсилия приглянулась Ромулу, стала его женой и впоследствии «родила ему детей — сперва дочь, так и названную Примой (Первая. — М. Б.), а затем единственного сына, которому отец дал имя Аоллия (Собранный вместе. — М. Б.) в память о стечении граждан в его, Ромула, царствование, но впоследствии он был известен под именем Авиллия»[250]. Однако остальные античные авторы утверждают, что Ромул не оставил после себя потомства[251].

Согласно более распространенной версии, Герсилию взял в жены Гостий (Гост) Гостилий, один из знатных и богатых людей, переселившихся в Рим из латинского города Медуллии. Герсилия подарила ему сына, ставшего затем отцом римского царя Тулла Гостилия. Примечательно, что Герсилия первой из похищенных сабинянок родила ребенка в Риме. За это Ромул подарил ее малышу золотую буллу и роскошную тогу[252].