Ромул

Кажется, удалось проскочить мимо. Но нет, Мудий заметил и кричит:

    Смотрите, кто к нам пожаловал! А ну, малявки, зачем пришли на чужую землю?

    Мы не пришли, а идём мимо, на речку, — отвечает Рем, — и земля эта не ваша, а альбанская.

    Ишь ты, ещё рассуждает! — хохочет Муций.

Шестеро рослых, лет по двенадцать-пятнадцать, парней, забыв о привязанном к дубу товарище, окружают гостей.

    Сперва вам придётся с нами поиграть, — Муций потирает руки.

    Смотря во что, — возражает Рем.

    Как это во что? В войну. Вы будете вонючие рутулы, а мы альбанцы.

Рем цедит сквозь зубы:

    Мы не вонючие! Сам такой!

Муций поражён наглостью малыша, но делает вид, что не заметил грубости:

    Это понарошку. Не о вас речь. Рутулы воняют, потому что жрут морскую рыбу. Вы будете рутулы, мы возьмём вас в плен, а потом продадим в рабство.

    Мы с Ромулом так не играем.

    Дурачье, это же понарошку!

    Я сказал, что рабами мы не будем! Ищи других.

    Ах, им не хочется? — захихикал Муций. — А ты думаешь, других спрашивают, что кому хочется? Эй, центурия, взять их!

Центурия — это сотня воинов. У Муция в отряде их только семеро. Трое с радостными воплями бросаются на малышей, а двое, видимо, не желая связываться с сыновьями старшины пастухов, предпочитают роль зрителей. Рем выскальзывает из рук нападающих, в ярости бросается на Муция и впивается зубами в его правую руку. Муций взвывает от боли и замахивается левой, но Ромул валится на землю и дёргает врага за ногу. Муций падает, а Рем вскакивает ему на грудь. Братьев тут же хватают. Муций, поднявшись и шипя от ярости, кричит:

    Эй, отвяжите Анка, тащите верёвку!

Несколько парней бросаются к дубу, а Муций оборачивается к пленникам.

    Ну, зверёныши, теперь можете клянчить пощаду, — гнусавит он к слизывает кровь с прокушенной руки. — Но так просто вы её от меня не получите... Будете мне служить, а вякнете отцу, пришибу!

Ромул, которого крепко держат двое молодцов, ощущает свою беспомощность, но его наполняет гордость за то, что они почти выиграли первую схватку. Он лихорадочно ищет способ ещё как-нибудь навредить врагу, — ведь они же показали Муцию, на что способны! А дальше...

Вдруг откуда-то сверху раздаётся знакомый голос:

    Вот вы где! Да ещё со свитой...

Ромул поднимает глаза и видит лошадиную морду, а над ней лицо дедушки Аккила, окружённое пушистой белой бородой.

    Ну, победитель, — обращается дед к Муцию, — уступи мне этих двоих. Я думаю, они нелегко тебе достались, несмотря на твоё военное превосходство.

    Бери, — небрежно соглашается Муций, и его друзья сразу отпускают пленников. — Себе дороже связываться с начальничьим помётом. Зверёныши, привыкли жить на всём готовом.

Аккил хлопает лошадь по шее, и она направляется к дому Фаустула, всё ещё единственному настоящему зданию в Ференте. Дети идут за ним, Рем оборачивается и на прощание кричит Муцию:

    А с тобой я ещё рассчитаюсь!

Мама Акка устроила обед на улице перед домом. Все сытно поели, Аккил с отцом вволю наговорились о своих пастушеских делах. Потом отец отправился на Луцере объезжать пастбища, а Акка принялась развлекать старика и детей песнями:

Выхожу я на поляну —
Фавн играет на свирели,
А вокруг расселись нимфы,
Зелены и холодны.
Фавн копытом в землю стукнул:
«Ты милей и горячее!»
Стал меня ласкать и нежить,
Бородою щекотать...

Потом она уходит стирать на озеро, а дед, как всегда, рассказывает сказки. Солнце клонится к закату, дневные облака рассеялись, наступает прохладное безветрие. Они сидят втроём на скамейке под стеной, и мудрый дедушка Аккил говорит о чудесных событиях: сегодня про великого героя Персея.

Дело было далеко отсюда, у греков, в городе Аргосе. Там царствовал Акрисий, и было предсказание, что его убьёт собственный внук. Тогда Акрисий решил обмануть судьбу, хотя глупо это, идти против судьбы, потому что правильные предсказания непременно сбываются.

    А неправильные? — спрашивает Ромул.

    Лживые? Конечно, нет.

    А как узнать, какое правильное?

    В том-то и дело, что никак. Но потому и не стоит бегать от судьбы. Прими её заранее и живи, не загадывая, а то причинишь много лишних страданий себе и другим. Акрисий же решил просто не иметь внуков. У него была дочь Даная, он запер её в медной башне и никого из мужчин к ней не допускал.

    Как Амулий Рею? — спрашивает Рем.

    Вроде того, — соглашается Аккил. — Но богам никакие стены не помеха. Юпитер увидел девушку внутренним взором и золотым дождём пролился в её темницу. Вскоре она родила божественного младенца и назвала его Персеем. Акрисий сперва хотел убить обоих, но не хватило духа поднять руку на свою кровь, и он велел сделать сундук, запереть в нём мать и дитя и кинуть в море.

    В то море, какое видно с Альбанской горы? — спрашивает Ромул.

    То самое, только с другой стороны. Оно большое, это море. Вы смотрели на запад, а Аргос от нас на востоке. Наше море обходит разные земли...

    Не отвлекай деда, — вмешивается Рем, — пусть расскажет, что дальше.