Рондо

…Мы стали смотреть потерпевшую. На опрос ее я потратил много времени и скоро пойму, что оказались мои усилия не зря. Мое профессиональное чутье не подвело меня и в этот раз. Но снова вызвало переживание и беспокойство.

Инициативу я взял на себя, опыт у меня уже накопился. Я раздвинул у девочки большие половые губы и наступил шок! Вот чего я опасался и предчувствовал… Светлана Анатольевна стояла рядом и ничего пока еще не понимала. Я замолчал, онемел, и, пожалуй, мягко сказано. Я оцепенел. Всегда, будучи достаточно разговорчивым, но вежливым и обходительным с пациентами или свидетельствуемыми, я невольно иносказательно выругался:

– Ну, ё-п-р-с-т!.. – и умолк. Передо мной полулежала девственница! Лишь в одном месте я, конечно, увидел и сразу разглядел небольшой старый разрыв у края девственной плевы, неглубокий и, естественно, не доходящий до ее основания. Я пытался ввести, как делают гинекологи, два вместе сложенных пальца в отверстие плевы, но они лишь незначительно, только кончики обоих пальцев, проходили в само отверстие, обозначая по периметру чуть больше 7 сантиметров, а диаметр круга не более 2,2 сантиметра. Давить дальше было нельзя, чтобы не разорвать ее. Я попросил девочку покашлять и обнаружил хорошо выраженное кольцо сокращения, которое плотно облегало мои пальцы.

Брат ты мой, подумал я, неужели ее отец-насильник имеет размеры своего полового члена по диаметру, как хвост у взрослого поросенка или свинячий хвост, закрученный колесиком. Может он страдает гипоспадией и гимен дочери для него лучший полигон в целях удовлетворения мужских страстей и мелких страстишек? Хотя я не исключал теперь и такого варианта. В жизни случается все. И опыт уже научил меня не удивляться раньше времени, пока не увижу всего сам до конца.

И я вспомнил случай, который запечатлелся в моем сознании и памяти четко и неизгладимо по разным, в таком случае, причинам. Ко мне привезли мужчину, которого обвиняли в изнасиловании по заявлению женщины. Он краснел, стеснялся и даже, я бы сказал, вел себя так, словно жеманился. Я не стану описывать всех подробностей, начну с главного. Он убеждал меня, но как-то не совсем уверенно, в обратном отсчете:

– Доктор! Это неправда! Я не мог никого изнасиловать! – он отводил в сторону взгляд или даже больше смотрел куда-то вниз, и в пол.

А история случилась, по словам женщины, там, где в нашем городе происходил похожие случаи уже не первый раз. Все было достаточно банально. Среди лесного массива из сосен и берез, где белые стволы украшали ландшафт, а вечнозеленые иголки придавали необъяснимую свежесть, смешиваясь цветом и запахом с белым снегом и морозной усладой чистого воздуха – зимой, а летом – все приятно обволакивало прохладой, под сенью деревьев, там и проходила трасса. Строили эту трассу то ли армяне, то ли не армяне. Но на асфальтоукладчике у них было написано большими белыми буквами «АРА». Так, с тех времен, дорогу и стали называть «армянкой». Женщина ночью оказалась на той злополучной армянке, когда мужик схватил ее и поволок в сосновые заросли…

– Я хотел бы уточнить, – обратился я к стеснительному мужчине, – почему вы не смогли бы изнасиловать? У вас отсутствуют мужские половые органы, половой член? – За время работы я встречал и такое.

Сама трасса в нашем городе ночью всегда освещалась. Высокие фонари стояли только по одну сторону, но светили хорошо и на дорогу и на тротуар. Когда сегодня я живу на съемной квартире в Онгудае, в той самой далекой Сибири, где сложили свои головы и умирали от болезней многие несогласные с царским режимом поселенцы и каторжане, я из гостиной хорошо вижу Чуйский тракт. Отчасти он напоминает мне «сердобскую армянку» – милый уголок моей малой родины. Одновременно думаю, как шли по Чуйскому тракту, гремя оковами и кандалами, осужденные. Как они строили и пробивали тракт среди гор и зимней мерзлоты. А некоторые так и не доходили до мест своей ссылки. Умирали от холода и голода. Усыпали костями сгнивших тел весь путь от Петербурга до необозримых границ многострадальной России.

Горевшие на Чуйском тракте огни от фонарей, также выставленные только с одной стороны, особенно хорошо видны поздно вечером или ночью. Я смотрел и смотрел на них, и не замечал, как слезы начинают течь из моих глаз. Я скучал по своей родине. Я никак не мог понять, почему я здесь, почему сюда попадают за честность и порядочность. И почему сегодня не ведут по Чуйскому тракту Велиара. А за ним должна ехать открытая грузовая машина и лихие музыканты духового оркестра, стоя на ней, играют известный и любимый всеми марш «Прощание славянки». Я живу здесь и, часто просыпаясь ночью, бегу к окну в гостиной, когда съехал из дома, который сам топил, посмотреть на Чуйский тракт. Потому что мне все чаще кажется и слышится, что там, на Чуйском тракте, наконец, кто-то заиграл «Прощание славянки».

– Вот именно, что есть! Есть у меня эти самые мужские органы! – сказал мужчина, будто сожалея, что они у него есть.