Рондо смерти

Игорь явно набивал себе цену. Сам себе хозяин, какие у него могли быть неотложные дела важнее розысков «Суассона», из-за которых он и уволился! Разве что ухаживает за какой-нибудь смазливой клиенткой, обратившейся в его бюро, чтобы выследить неверного мужа. Но спорить не приходилось.

— Ладно, попытаюсь. Если получится, я тебе позвоню.

— Хорошо, буду ждать три дня. Потом предложение аннулируется, не обижайся.

Опять блефует. Кого он может взять на мое место — я один был действительно в курсе всего "Дела о бриллианте". Остальные знали лишь его фрагменты, чтобы их собрать, ему пришлось бы удвоить штат своей конторы.

Как ни странно, меня отпустили легко, просто отмахнулись: езжай, мол, куда хочешь. Местное руководство было озабочено неожиданным заданием, свалившимся из Центра. Необходимо было разоблачить и пресечь происки «националистов», страшный призрак которых вечно витал над Городом, над всей республикой. Правительство судорожно пыталось предотвратить распад империи на отдельные независимые государства и прибегало к испытанным рычагам. Где искать этих «националистов» никто толком не знал. Если руководствоваться признаком приверженности к идее «незалежности», то нужно было подозревать десятки миллионов. Приходилось зачислять на роль «националистов» диссидентов, демократов, либералов и вообще неудобных для руководства людей, проявляющих нежелательную активность. Я тут помочь не мог по причине своей малой осведомленности в местных тонких взаимоотношениях. Словом, было не до меня.

Когда в моей московской квартире Игорь Струпинский выложил из портфеля папку с материалами по «Суассону», моим первым побуждением было найти листок с текстом памятной записки. Но я сдержал себя и медленно перелистал все, страничку за страничкой, делая вид, что вникаю в суть написанного. Ничего нового я не нашел, частное сыскное агентство «Аргус», как назвал свою фирму Струпинский, не очень-то преуспело в поисках. Наконец, я добрался и до записки.

Это была всего лишь копия, выполненная на ксероксе, но копия подлинника, а не моей фальшивки, которую я подсунул Организации, более того — мошеннически продал за десять тысяч долларов… Для меня эта бумажка была опаснее скорпиона за пазухой. Если к подлиннику, хранящемуся в сейфе нашего архива, добраться было трудно, пожалуй, потруднее, чем до реакторов атомной станции, то надежность хранилищ «Аргуса» вызывала у меня сильное сомнение. Вот и сейчас Струпинский принес листок, в котором, как в утином яйце Кащея, заключалась моя смерть, просто так, в обычном портфельчике, ехал, вероятно, на метро или в такси…

Мне стало жарко, когда я подумал об автомобильной аварии, в которую он мог попасть по пути сюда, — и, как показали последовавшие вскоре события, мои опасения были не беспочвенны. Строгость правил обращения с секретными документами, на которую я столько раз сетовал, считая ее излишней бюрократической волокитой, чиновничьей казуистикой, вдруг показалась мне вполне разумной и обоснованной. Я задернул шторы, и мы со Струпинским уселись поудобнее за письменный стол, разделивший со мной столько тайн и участвовавший в стольких ночных бдениях, кончавшихся то победами, то поражениями.

Я попытался объяснить Игорю схему, по которой следовало анализировать шифр памятной записки, логику возможного построения текста с учетом психологических особенностей автора и тому подобное. Риска с моей стороны не было никакого — вряд ли «Аргус», даже если там есть ребята потолковее своего шефа, раскусит этот орешек, зная лишь половину числа параметра. Поэтому, я старательно повторял моему гостю общий курс криптографии, пока глаза его совсем не остекленели, а челюсти не стала сводить непреодолимая зевота. Наконец, он не выдержал этой утонченной психологической пытки.

— Спасибо, мы примем все твои советы во внимание, но лучше бы ты сам…

— Знаешь что, оставь мне свои бумаги, я над ними еще поработаю. Три дня, которые ты мне дал на размышление, еще ведь не истекли. Если я увижу, что из этого может получиться толк, приму твое предложение. Это же в твоих интересах, посуди сам, зачем тебе платить сотруднику, занимающемуся бесперспективной работой?

Что-что, а считать деньги Струпинский умел. Он сразу же сообразил, что я прав. Однако, ему хотелось соблюсти приличия, поэтому, он сделал вид, что колеблется. Наступила пауза, и в тишине я отчетливо услыхал скребущий звук, который показался мне странно знакомым. Неужели мой старый приятель, серый котенок, заметил возвращение хозяина и решил опять навестить гостеприимную квартиру?

— Извини, Игорь, тут один старый приятель, можно сказать, клиент пожаловал, я пойду, открою.

— Что-что? Кто это? — засуетился он, сгребая в кучу бумаги со стола и ища свой портфель.

— Не беспокойся, дальше передней я его не пущу.