Ронья, дочь разбойника

— Что вы это еще придумали? — мрачно спросил он.

Но Ронья и Бирк обрадовались ему, ведь это значило, что медведь ушел. Медведь и волк боялись сумеречного народца. Ни ниссе-толстогузкам, ни серым карликам нечего было бояться хищных зверей. Одного лишь запаха сумеречного народца было достаточно, чтобы медведь тихонечко скрылся в лесных дебрях.

— А где жеребенок-то? Нет его больше! Конец ему пришел! Не будет больше резвиться!

— Знаем без тебя, — печально ответила Ронья.

Эту ночь они провели возле лошади. Не спали, мерзли, но все им было нипочем. Они сидели рядышком под густой елью и говорили, говорили… но о своей ссоре не упоминали. Казалось, они о ней забыли. Ронья начала было рассказывать, как медведь убил жеребенка, но замолчала. Это было слишком тяжело.

— Такое случается в лесу Маттиса, — сказал Бирк, — да и в каждом лесу.

Посреди ночи они поменяли мох на ране, потом вздремнули немножко и проснулись, когда начало светать.

— Погляди-ка, — сказала Ронья, — кровь перестала идти. Мох сухой!

Они отправились домой, в пещеру. Лошадь они не могли оставить и повели ее с собой. Ей было больно и тяжело идти, но она охотно последовала за ними.

— Но ведь карабкаться по горе она даже здоровая не смогла бы, — сказал Бирк. — Куда мы ее денем?

Рядом с пещерой, таясь в ельнике и березняке, протекал ручей, из которого они брали воду. Они подвели к нему лошадь.

— Пей, и у тебя появится новая кровь.

Лошадь пила долго и жадно. Потом Бирк привязал ее к березе.

— Пусть она остается здесь, пока рана не заживет. Уж сюда-то не придет никакой медведь, за это я ручаюсь!

Ронья погладила лошадь.

— Не горюй, на будущий год у тебя будет новый жеребенок.

Они увидели, что из вымени лошади капает молоко.

— Это молоко должен был сосать твой жеребеночек, — сказала Ронья. — Но теперь ты можешь отдать его нам.

Ронья сбегала в пещеру за деревянной миской, вот когда она пригодилась! Девочка надоила в нее молока — до краев. Для лошади было облегчением почувствовать, что набухшее вымя выдоили. А Бирк радовался молоку.

— Теперь у нас есть домашняя скотина. Как мы ее назовем?

— Давай назовем ее Лиа. У Маттиса в детстве была лошадка, и ее так звали.

И они оба решили, что это подходящее имя для лошади. Теперь лошадь уже не погибнет. Лиа будет жить, они уже поняли. Дети принесли ей траву и хвою, и она стала жадно есть. Тут они почувствовали, что сами проголодались, и решили пойти в пещеру утолить голод. Лиа повернула голову и с тревогой посмотрела им вслед.

— Не бойся! — крикнула Ронья. — Мы скоро вернемся. Спасибо тебе за молоко!

До чего же было здорово снова напиться молока, свежего, охлажденного в ручье. Они сидели на площадке возле пещеры, ели хлеб, запивая его молоком, и смотрели, как занимается новый день.

— Жаль, что нож потерялся! — воскликнула Ронья.

Тогда Бирк вынул нож и вложил его ей в руку:

— Хорошо, что он нашелся. Он лежал себе подо мхом и ждал, пока мы спорили и ругались.

Помолчав немного, Ронья сказала:

— Знаешь, о чем я сейчас думаю? О том, как легко все испортить безо всякой причины.

— С этой поры мы не будем ссориться зря, — ответил Бирк. — А знаешь, о чем я сейчас думаю? О том, что ты дороже тысячи ножей!

Ронья посмотрела на него и улыбнулась:

— Ну, теперь я вижу, ты вовсе спятил!

Это были слова Лувис, она не раз говорила так Маттису.

13

Дни бежали, весну сменило лето, наступила жара. Потом полил дождь. Дни и ночи поливал он лес, и лес напился вволю, зазеленел пуще прежнего. А когда дождь прекратился и засияло солнце, от хвои на жаре поднялся душистый парок. Ронья спросила Бирка, есть ли другой лес на земле, в котором так сладко пахнет, как здесь. И Бирк решил, что другого такого леса не найти.

Рана у лошади давно зажила. Они отвязали ее, и она снова паслась с дикими лошадьми. И все же Лиа по-прежнему давала им молоко. По вечерам ее табун пасся недалеко от пещеры, и тогда Ронья с Бирком шли в лес и звали ее. Она отвечала им веселым ржанием, чтобы они знали, где она находится, мол, приходите подоить меня.

Вскоре и другие табуны диких лошадей перестали бояться детей. Иногда они приходили и смотрели с любопытством, как доят Лиу. Такого чуда они прежде не видели. Шалый и Дикий тоже часто приходили и вели себя до того назойливо, что Лиа прядала ушами и отгоняла их копытами. Но они, не обращая на это внимания, продолжали наскакивать друг на друга, прыгали, кидались из стороны в сторону. Они были молоды, и им хотелось играть. Потом вдруг пускались галопом и исчезали в лесу.

Но на следующий вечер они появлялись снова. Они уже стали прислушиваться, когда дети им что-то говорили. А потом они даже стали разрешать себя погладить. Ронья и Бирк ласково хлопали их, и лошадям это, видно, нравилось. И все же в глазах у них все время светился шаловливый огонек: нас, мол, не проведешь.

Но однажды вечером Ронья сказала:

— Раз я решила, что буду ездить верхом, значит, буду!

Была очередь Бирка доить Лиу, а Шалый и Дикий стояли рядом и смотрели.

— Ты слышал, что я сказала?