Ронин

— Допустим, — сухо ответил я. — А как вы собираетесь революцию устраивать? Вы даже не представляете сколько крови прольётся.

— Значит вы террорист, — сделала неожиданный вывод товарищ Воронцова. — А с Борисом Савинковым вы не знакомы?

— Лично нет, но кое-что читал.

— И как вам «Конь бледный»?

— Замечательное произведение! — улыбнулся я, — Особенно мне понравилось эта его фраза:

«Труп полулежал, опираясь рукой о камни». Посмеялся от души. А все эти его душевные страдания террориста, бред полный. Человек либо делает то, что считает правильным и ни о каких муках совести не может быть и речи. Либо не делает, и по этой причине спит спокойно. А убивать и мучится, это садомазохизм какой-то. Лицам с неустойчивой психикой не рекомендую вообще никуда лезть.

— Никак не могу понять почему вы так жестоки! — вспылила Ольга.

— Если б я не был жесток, я бы не выжил. Если б я не был добр, то не заслуживал бы права на жизнь.

— А скажите жалость вам хоть знакома?

Из меня положительно делали чудовище. Но все это не потому, что княжна на самом деле меня таким считала. Просто она желала, чтоб я начал оправдываться и показывать себя с другой стороны. Все любопытства ради. Подыграем.

— Не жалею, не зову, не плачу. Всё пройдет как с белых яблонь дым. Увяданьем осени охваченный я не буду больше молодым.

— Хорошие стихи! — оценила Пелагея, вытирая тарелки.

— Да что ты понимаешь в поэзии! — одернула её Ольга, — Вот Игорь Северянин гений! Вы не находите?

— Не нахожу. И пожалуйста не надо на меня так смотреть. На вкус и цвет товарища нет.

Человек может быть гением, его даже могут признавать как гения, говорить о нем как о гении. Но когда он сам так о себе заявляет, это по меньшей мере не скромно. И портит мое мнение об этом человеке.

— Я с вами категорически не согласна! Гений выходит за рамки, норм морали, и он может себе позволить такое сказать!

— Я с вами тоже, — добавил я улыбаясь, — не согласен. Время позднее нельзя ли мне удалиться и поспать минут шестьсот.

Ольга поднялась из-за стола чтобы проводить меня до опочивальни. Вид у неё был недовольный и рассерженный. Наверное оттого, что последнее слово осталось не за ней.

И то, что я не оценил «Громокипящий кубок» модный в этом году.

***

Этой ночью мне приснился удивительный сон. Сну, впрочем, я не особо удивился.

Говорят удивительные сны часто сняться на новом месте. Но с некоторых пор места ночлега у меня зачастую новые. Правда и то, что это не всегда барские хоромы.

Но иногда стог сена летом лучше сырой подушки и влажной простыни. И даже горящие дрова в камине не спасают. Мне хотелось подтащить кровать поближе к огню, но она или корни пустила или была просто не подъемной. Поэтому я провалился в тяжелую дрему лишь слегка пригревшись в постели.

Тьма. Мрак без единого проблеска света. Казалось свет как таковой вообще не существует, настолько густой была тьма. Лишь серые горошины, точнее мелкий бисер чуть заметный во тьме из-за своего внутреннего чуть заметного свечения. Я знал, что вокруг каждой из горошин мечутся ещё более мелкие почти невидимые частицы спутники. И я сжимал бисерины вплотную друг к другу, сжимая зубы от напряжения, лишь воля моя сдерживала их от разлёта в разные стороны. Пускал спутники горошин по замысловатой траектории так, что невозможно было понять какой горошине он когда-то принадлежал. Я строил кристалл длиною в 108 см, одна грань которого сходила на нет.

10 атомов, девять, …восемь,…семь,….шесть,….пять,…четыре, …три,…два и наконец один. Тяжело, немыслимо тяжело строить в длину и ширину одновременно, имея лишь одну опорную точку. Вершина кристалла тоже должна была заканчиваться одним атомом. Я уже знал, что это будет, и близок был к завершению. Последний атом свяжет всю конструкцию намертво, кристалл станет стабилен, электроны завяжут всю конструкцию стискивая такие непослушные горошины ещё ближе друг к другу. Когда он будет готов, пожалуй не найдется сил способных его разрушить, а если найдутся, если он потеряет хоть пару атомов …гибель кристалла станет гибелью многих. …..

— Утро доброе, — сказал я сам себе, отрывая голову от подушки. Сон покинул меня, но какая то часть продолжала прерванную работу. Грань кристалла входит в контакт с поверхностью птичьим клином, свиным рылом тевтонских рыцарей, и раздвигает более разряженную поверхность. Камень как бумагу. Тьфу! Какую бумагу?! Камень он даже не заметит, как паутинку. Здравствуй Меч Кладенец! Раз махнёшь, и все в штаны наклали!

Вот так и рождаются сказки. Интересно в соннике есть какое никакое толкование? И я хмыкнул представив, что бы сказал по поводу этого сна Фрейд, про 108 сантиметров. Лезвие будет почти не видимо, точнее остриё, пока его толщина не достигнет молекулярного размера, а это примерно сантиметра полтора невидимости. У стороннего наблюдателя создастся впечатления, что меч ещё не донесли а преграда перед ним разваливается сама. Только почему я разбитый и уставший словно всю ночь молотом работал? А с Востриковым мне сегодня нужно разобраться, подумал я наспех одеваясь и приводя свою одежду в порядок.

***