— А то как же, освежился. В провинции-то благодать, а? — Кажется, что жизнь себе года на два-три продлил. Как у нас насчет винца?
Мунин расторопно принял у девицы раскуренный длинный серебряный чубук и передал его Тораноскэ.
— Кстати, — продолжал Мунин, — что там, перемены есть?
— Есть, — лаконично ответил Тораноскэ, ожидая, пока девица покинет комнату.
Глаза Мунина загорелись любопытством. Он молчал, но взор его, словно бурав, сверлил собеседника.
Снизу послышался ленивый плеск весел, загребающих воду.
— Уж эти красотки! — со смешком заметил Мунин, когда девица наконец оставила их наедине. — Ночью она тут у меня клянчила лапшу-удон. Как услышала с улицы «— Удон! Удон!», так принялась веером обмахиваться, а сама все про удон да про удон толкует. Тут я сразу почувствовал, что отправился в путешествие и попал незнамо куда. Что за народ?! Да и впрямь тут ведь уже загород… Удон тут и впрямь хорош… Мне даже жалко ее стало. Ха-ха-ха-ха! — рассмея
лся он, откинувшись на циновку.
— Ну, так как там? — наконец всерьез осведомился Мунин.
Речь шла о доме в деревне Хирама, где укрылся Кураноскэ. Тораноскэ поведал о том, что те самые соглядатаи, шпионы Уэсуги, что ходили по пятам за Кураноскэ в Киото, недавно объявились в Хираме.
Глаза Мунина сверкнули, будто говоря:
«— Ага, значит явились все-таки!»
Известие, казалось, его обрадовало. Он замолк в раздумье на некоторое время, поигрывая чубуком, зажатым между пальцами, и наконец вымолвил:
— Так просто оно не кончится.
Тораноскэ усмехнулся.
Прибыло сакэ, и Мунин уселся напротив гостя.
— Ничего страшного. Надо этих соглядатаев изловить и спихнуть в ближайшую канаву. Только вот что… Убивать их — после хлопот не оберешься. Надо дело обделать тихонько, без лишнего шума. Пожалуй, я сам туда отправлюсь и этим займусь.
— Ну, это уж…
— Едва ли они там что разнюхают — что со старика возьмешь? — Что касается заварух, тут нужно особое мастерство, чтобы переговоры вести. Тут дело тонкое. Вы вот, к примеру, может, рубиться и мастера, а чтоб словами противника срезать — так, небось, ни одного среди вас не найдется.
— Может, оно и так. Да только все равно лучше бы вам туда не заявляться. Если даже расклад будет благоприятный, все равно сложностей не избежать…
— Н-да, пожалуй… Хотя, между прочим, что до меня, то я никакую потасовку неблагоприятным раскладом отнюдь не считаю, — с напористым задором промолвил Мунин. — Но ежели рассудить здраво, то, конечно, проделать все гладко, чтобы без сучка, без задоринки — дело ох как нелегкое! К тому же в любой ссоре надо еще и последствия ликвидировать… Однако негоже, чтобы какие-то поганцы причиняли порядочным людям беспокойство. Вы уж там обмозгуйте, как все устроить наилучшим образом. Чтобы, значит, без лишнего шума, не привлекая внимания — и шито-крыто. Так-то! Ну что же, может, мне все-таки самому отправиться, а? Уж больно неспокойно будет на сердце, ежели все поручить другим…
— Ну что ж, тогда пожалуйте сами.
— Да уж, пойду. Который час?
— Немного за полдень.
— Тогда можно особо не торопиться. Успею еще ванну принять. Да и вы, сударь, пожалуйте. У нас тут водица из горячего источника — с солями.
Два часа спустя Мунин и Тораноскэ уже шагали по дороге вдоль моря. За ними следом шествовал небезызвестный верзила-слуга с бородой веером, на которого почтительно оглядывались встречные прохожие.
Когда миновали Судзугамори и дорога, обсаженная с двух сторон деревьями, удалилась от берега, Тораноскэ обратил внимание на самурая в широкополой соломенной шляпе, сидящего на корне сосны. Где-то он как будто бы встречал этого человека, но тот сидел отвернувшись и, к тому же, лицо было скрыто полями шляпы. Так и не вспомнив, кто это такой, он уже собрался пройти мимо, как вдруг самурай сам поднялся и окликнул путников:
— Ба! Давненько не виделись!
С этими словами незнакомец снял шляпу, оказавшись не кем иным, как самим Кураноскэ Оиси.
— Хо-хо! — радостно воскликнул Мунин.
Тораноскэ молча приветствовал командора поклоном, отступив слегка назад.
— Куда собрались? — лукаво улыбнулся Кураноскэ.
— Да так, просто… Идем себе… — смущенно ответствовал Мунин.
Но Кураноскэ, вероятно, уже смекнул, куда направлялись старые знакомые и, с улыбкой созерцая их озадаченные физиономии, уточнил:
— Уж не в деревню ли Хирама?
— Нет-нет-нет! — замотал головой Мунин. —
Ничего подобного. Я и не знаю, где она находится, ваша деревня Хирама.
— Ну и ладно, коли так. Вообще-то я уже решил оттуда перебираться в другое место.
— Вот как? — в голосе Мунина послышалось легкое разочарование. — И когда же?
— Да вот прямо сейчас, — сказал Кураноскэ. — Мне эта мысль только что пришла в голову, пока сидел там на корне сосны. Тут вдруг вижу — вы шагаете. Как посмотрел, сударь мой, на вашу молодецкую стать, так отчего-то сразу и решил — пора перебираться!
— Хм! Значит, как меня завидели? — осекся на полуслове Мунин, вконец сконфузившись.