Ронины из Ако (Свиток 3)

Пока он, все еще не в силах успокоиться, настороженно озирался по сторонам, девица опустилась на колени и разлила по стопкам сакэ.

— Тут еще кто-нибудь есть? — спросил Сёдзаэмон.

— Моя мама.

— Она ничего, возражать не будет?

— Не будет! — беззаботно отмахнулась девица.

Сёдзаэмон притянул ее к себе, безмолвно пожирая глазами черты лица, так похожие на черты Сати.

— О, Сати! Сати! — рвалось у него из груди и губы невольно шевелились.

— Да кто же она? Неужели так на меня похожа? ласково пробормотала девица, словно успокаивая его и поглаживая рукой по спине, а сама тем временем уселась ему на колени.

— Противный!

Короткое словечко слетело с накрашенных пунцовой помадой губ на белом напудренном личике, и девушка спрятала голову у Сёдзаэмона на груди.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Тосэ.

— Значит, Тосэ?

— Ну, можете сегодня ночью называть меня Сати.

— Да, может, так будет лучше…

— Ох, что-то вы такой робкий! — озорно сверкнула глазами Тосэ. — Небось с той, вашей Сати вы себя не так вели — поласковей были, а? Ах, какой противный!

— Да нет! — хмуро ответил Сёдзаэмон.

— Нет? Тогда в чем же дело?

Тосэ взяла его руку в свою, погладила, поднесла к губам и стала слегка покусывать пальцы один за другим, как ребенок с наслаждением пробует на вкус сласти. Сёдзаэмон хотел было отдернуть руку, но легкое болевое ощущение от ее зубов в пальцах странным образом добавило приятной расслабленности в его дремотную лень. Сёдзаэмон прикрыл глаза и погрузился в дрему — его совсем разморило, даже язык уже его не слушался, и хотелось только еще глубже погрузиться в эту сладкую дрему.

Ощущение было очень странное. Сохранившийся в памяти светлый образ Сати накладывался на образ этой распущенной, фривольной девицы — будто бы два портрета наслаивались друг на друга. Как ни пытался Сёдзаэмон их расчленить и воспринимать каждую отдельно, ничего не получалось — обе сливались в единый образ. Это обнаженное горячее тело — может быть, оно в действительности принадлежит милой, нежной и беззащитной, словно цветок под дождем, Сати? И этот зовущий рот? И пухлые розовые губы? И горящие желанием глаза?

Неужели это Сати, объятая страстью, шепчет дерзкие, будто опаляющие огнем слова? Неужели это ее белые изящные ручки так зазывно манят в объятия? Ее белые груди вздымаются, словно две чаши, колеблемые бурным дыханием? Ее сердце тревожно бьется, готовое претерпеть новые невзгоды?

Очарованный этим странным чувством, Сёдзаэмон словно в полусне провел всю ночь в маленькой комнате на втором этаже. Когда же смутно забрезжил рассвет, пришло время Сати протянуть руку, чтобы потребовать платы за свои услуги. И тут образ Сати наконец полностью разделился с образом девицы Тосэ. Сёдзаэмон, с отвратительным ощущением во рту, выбрался из дома на улицу и зашагал прочь. Он шел по рассветной тропинке над рекой, увитой туманной дымкой, и думал о том, что, должно быть, никогда уже больше ему не доведется посетить этот дом. Смутная тревога разливалась в груди, оттого что светлая память о Сати будто запачкалась от встречи с продажной девицей.

При этом помыслы о предстоящей мести не покидали Сёдзаэмона: совесть грызла его за то, что, сблизившись с девицей Тосэ, он тем самым нанес ущерб общему делу. Что женщины? Забава на одну ночь. Промелькнула — а наутро уже и лица ее не вспомнить. Раньше он считал, что любую женщину можно легко забыть, а теперь с ужасом сознавал, что не в состоянии забыть лица девицы Тосэ, так похожей на незабвенную Сати. Волшебство уже вступило в силу, и, как он ни гнал от себя привязчивые помыслы, они уже пустили корни глубоко в сердце и стали неистребимы. Вновь настала ночь. Сати и Тосэ, которые доселе были раздельны, вновь наслоились и слились воедино в воспаленном воображении Сёдзаэмона, в его сердце, в каждой клеточке его тела. Вопреки своей воле, предавая собственные убеждения, он вновь отправился в тот переулок у реки и затем приходил сюда еще много ночей подряд, пока однажды случайно не узнал всю правду о девице Тосэ. Он уже в общем-то знал, что в доме, кроме матери Тосэ, обитает еще какой-то мужчина, который никогда не выходит на люди. Сёдзаэмон полагал, что он доводится Тосэ каким-нибудь родственником. О том, что этот мужчина состоит в связи с Тосэ, он узнал совершенно случайно, когда, отойдя на квартал, вспомнил, что оставил в спальне кисет с табаком, и вернулся за ним. Внизу все, похоже, спали, и Сёдзаэмон, не говоря ни слова, направился прямиком на второй этаж. Однако сразу же сбежал вниз по лестнице, так и не взяв кисета.

Он зашел в комнату наверху, ничего не подозревая, и вдруг узрел отвратительную картину — сплетенные, извивающиеся тела мужчины и женщины. С тех пор мерзкое видение неотступно преследовало его, и он с особой остротой ощущал грязь, пропитавшую его собственное тело. Для себя он твердо решил, что более не переступит порога дома развратной красотки.