Ронни Джеймс Дио. Автобиография. Rainbow in the dark

Мы собирались стать группой, но по-прежнему приходилось посещать школу, делать уроки и каждый день по четыре часа играть на трубе. Поиски остальных музыкантов и совместные репетиции уходили на второй план, и в основном все сводилось лишь к разговорам, надеждам, желаниям и мольбам о том, что когда-нибудь все сбудется.

Однажды вечером мы завернули за угол на Дрим-стрит, и в YMCA[1] проходили танцы. Играла молодая группа из соседнего Бингемтона, называвшая себя The Rickettes[2]. Мы с Ники приехали пораньше, чтобы заценить их выступление. Держали дистанцию, прикидываясь равнодушными. Но у этих ребят было все: гитары, электрический бас, усилители и звуковая система. Когда они взбодрились и приступили к музыке, это было круто. Больше мы не могли притворяться, что нам все равно, и мы стояли, широко раскрыв глаза, отчаянно желая быть как эти парни.

В кружащейся в танце толпе мы стали тщательно искать ребят, с которыми можно сколотить группу. Это оказалось несложно. Музыкантов всегда находят, когда «присматриваются», восхищаясь или же ненавидя себе подобных. А выбрать было из кого – несколько барабанщиков, басист, пианист и саксофонист. С барабанщиком оказалось легче всего. Среди кандидатов была девушка, и все мы знали правила. Никаких телок! Поэтому заговорили с парнем по имени Томми Роджерс и – к радости своей – обнаружили, что у него есть барабаны и подвал, где можно репетировать.

Следующим мы взяли в оборот Джона Алкорна – он играл на басу, но доступ у него имелся лишь к одному из тех больших контрабасов, на которых играли джазмены. По крайней мере Джон умел играть, поэтому мы были ему рады и пригласили в группу. Последним взяли молодого парня по имени Джон Кейн. Джон, которого также называли Джеком, был саксофонистом и уже успел выступить живьем; солировал как ненормальный. И вдруг оказалось, что это не просто разговор. У нас действительно есть группа. Только я сомневался, что мы действительно что-то можем.

Услышав The Rickettes и их мощный звук, мы поняли, что нужны усилители более высокого качества, но поскольку деньги были проблемой, мы довольствовались старым усилком и принялись его чинить. Мой дядюшка Джонни неплохо разбирался в телевизионной электронике, поэтому мы втянули его в эту авантюру. Он чего-то покрутил внутри этой штуковины, а потом заявил, что все готово и можно проверять. Выключатель был поднят, и маленький красный огонек, мигавший и продолжавший ярко гореть, сигнализировал о первом признаке успеха. Сыграли гитарный аккорд, и трясущейся рукой Ники подрубил этого зверя. Звуки, получившиеся в тот день, безусловно, мало походили на музыку, но боже! Было громко! Есть контакт! А как мощно!

Моя роль заключалась не только в том, чтобы играть на трубе. Гитарист у нас был всего один, и я бы в любом случае не потянул. Список песен состоял исключительно из инструментальных композиций. О вокале мы стали думать только когда поняли, что не сможем составить конкуренцию ни одному из коллективов на музыкальной сцене, пока не появится певец.

Как только появлялось свободное время, мы с Ники садились на его велосипед и, держа между собой гитарный кофр, мчали домой к Томми. Там внимательно изучали его записи, чтобы подобрать правильные аккорды к песням, которые хотели исполнять. Репетиции оказались бесценными. Поскольку мы, честно говоря, не знали, что делаем, пришлось придумывать собственные музыкальные методы, позже сформировавшие наше фирменное звучание. Родители Томми очень нас поддерживали. Никогда не жаловались на шум, а шумели мы иногда здорово.

Это был для меня переломный момент – момент, когда к музыке я стал относиться с большей страстью, нежели к спорту. Ни о чем другом и думать не мог – лишь о том, как сочинять этот новый вид музыки, свободный и лишенный ограничений. Это здорово отличалось от суровой дисциплины, которую от меня требовали в школе. Я не отвергал более формальный подход, просто пытался их объединить. Меня по-прежнему поражали классические произведения, которые мы исполняли в школьной группе в Кортленде. Нашим дирижером был Бёртон Стэнли, известный всем как «Профи». Он был замечательным человеком: порядочным, терпеливым, упертым, когда это требовалось, понимающим и превосходным учителем. Но максимум, чего добились его студенты в плане «популярной музыки» – это местная танцевальная группа, известная как Stardusters.

Но даже у танцевальной группы был потенциал. Когда один из трубачей Stardusters окончил школу, Профи взял на место этого парня меня. Я этим чертовски гордился. Еще лучше, что лидером группы являлся бывший выпускник школы Кортленда по имени Фил Натоли, который на тот момент являлся моим кумиром среди трубачей. Фил ушел из выпускного класса, чтобы пойти в армию США, где быстро дослужился до сержанта – и стал первым трубачом в армейском джаз-бэнде. Фил был настолько крут, что ему поступало множество предложений играть профессионально и гастролировать по миру. Но после армии он вернулся домой и женился на Аните – любимая его дождалась.