Ропот Бездны

Энки не упомянул, что не раз и не два пытался подглядеть за процессом и хотя бы краешком глаза увидеть самих мастеров – он еще никогда не общался с ремесленниками, – но бдительная Сатеша зорко следила, чтобы он не приближался к представителям неблагородной касты.

– Определенно, работа Саттари. Теперь понятно, за что их убили.

– Убили?! – У Энки похолодели ладони.

– Властителя это взбесило. Не само убийство, а то, что Сатеша пригласила во дворец жреца ремесленников. Представляю, какой скандал устроили бы вершители.

– Все дворцы построены ремесленниками.

– Да, но их строили столетия назад, и у мастеров не было даже крохотного шанса увидеть жреца, а Саттари могли столкнуться с тобой. Сатеша не планировала отпускать ремесленников живыми. Не думай, я тебя ни в чем не обвиняю, – добавил Шархи, заметив побледневшее лицо собеседника.

Энки отвернулся от барельефа. Он сомневался, что найдет в себе силы когда-нибудь вновь взглянуть на него.

Поздний ужин прошел в молчании. Шархи сидел за гостевым столом вдали от Энки. Попробуй жрец с ним поговорить – пришлось бы кричать. Так и не сумев съесть ни кусочка, Энки снял с руки царо и ушел в свои комнаты, уже приготовленные для сна. Служанки помогли ему переодеться и незаметно выпорхнули, оставив гореть несколько свечей.

Энки упал на пышную перину, расстеленную на возвышении, скрытом за полупрозрачными занавесями.

Сегодня он впервые покинет обитель.

Разве это не его мечта? Да.

Но мечтать – одно, а перешагнуть порог дозволенного – совсем другое. Узнай о его плане Арата – упал бы в обморок.

Наконец, когда все слуги заснули, дверь комнаты Энки приоткрылась, и внутрь прокрался Шархи. С его плеча свисала пухлая сумка.

– Вот, надень. – Шархи протянул молодому жрецу бархатные верхние одежды и пару сапог. – Сандалии, конечно, удобнее, но лодыжки тебя тут же выдадут.

Энки опустил взгляд на свои ноги – синий цвет от воды для церемониальных омовений никогда не сходил с кожи. Жрец и не подумал, что сразу попадется, стоит людям увидеть его босым.

– Сапоги все исправят, – отмахнулся Шархи. – Жарковато, но что поделать.

– Где взял одежду?

– Позаимствовал у твоих высокородных слуг, – подмигнул Шархи.

Обувь была тяжелой и жесткой. Следуя советам Шархи, Энки кое-как затянул пряжки и сделал несколько шагов.

– Будто камни к ногам привязали, – вынес он вердикт, перекатываясь с пятки на носок.

– Это с непривычки. Не понимаю, как жрецы всю жизнь ходят босиком: летом же каменные улицы обители раскаляются!

– Жаркие дни мы проводим в тени на открытых верандах.

И все же это не спасало от ожогов. Даже в середине лета, когда солнце распаляло белокаменные улицы, Энки не мог удержаться от побегов из Малого дворца. Ступни его краснели и болели, но он все равно продолжал исследовать покинутые уголки обители. Арата жаловался и безостановочно стенал о своей несчастной судьбе, но всегда был рядом.

Интересно, чем он занят теперь, вступив во взрослую жизнь? Служит семье? Или дремлет в тенечке при любой возможности?

– Тебе помочь? – спросил Шархи, заметив неуверенность жреца.

– Справлюсь.

– Тебя интересует лекарское искусство?

– С чего ты взял?

Шархи в ответ указал на фолианты, которые Энки бережно хранил в своих покоях.

– Немного, – отозвался жрец и накинул верхнюю бархатную мантию, расшитую изумрудным узором.

– А теперь разберемся с ал'сорой…

Шархи достал из кармана небольшую коробочку. Внутри лежали две тонкие кисточки и металлические кюветы с вязкой краской. Высокородный, казалось, ни минуты не сомневался в затее.

– Сначала скроем настоящую ал'сору, а поверх нее нарисуем новую. Сегодня ночью ты побудешь высокородным…

Энки похолодел. Он знал о планах Шархи, но, когда дошло до дела, в голове лихорадочно завертелись все за и против. Последний шанс отступить и отказаться от задуманного. С детства им твердили: не дайте украшениям или волосам закрыть лоб, иначе позора не оберетесь, ведь тот, кто намеренно прячет ал'сору, замышляет дурное.

– Если передумал – так и скажи. Я сам отведу девочку. В страхе перед законами вершителей нет ничего постыдного.

– Законами Ашу, – поправил его Энки онемевшими губами.

– Разумеется.

Страх. Много лет назад Энки дал себе зарок у того проклятого колодца, что страх больше никогда не скует его и не помешает помочь. Энки убрал со лба выбившуюся прядь волос, позволяя нанести краску.

Шархи работал быстро и уверенно, было очевидно, что он не впервые маскирует ал'сору.

– Почему ты беспокоишься о девочке? – спросил Энки, желая отвлечься. – Она не твоей крови, но ты подыскал для нее семью.

– Оправдываю свое прозвище, – криво усмехнулся высокородный.

– Прозвище?

– Разве до обители не доходят сплетни из города?..

Если и доходили, с Энки ими никто не делился.

– Покровитель безродных – так меня называют. Другие высокородные уверены, что я тянусь к своим, ведь моя мать была рабыней. – Он пожал плечами. – Они считают это прозвище оскорблением, а я ношу его как награду.

– Рабыней?.. Значит, она чужеземка.