— Так, — побарабанил он пальцами по столешнице, когда я закончил общий рассказ. Он делал так последний час, а я неотрывно наблюдал за его рукой, ожидая, когда в поверхности стола наконец появятся вмятины. — Получается, поражение. Не удивительно.
— Что это было, Арчи? — спросил я.
— Не коверкай, — бросил он, впрочем беззлобно. — Не люблю, когда каверкают мое имя.
— На вопрос ответь. Что это за глюк?
— Не глюк. Я об этом говорил уже. Ну или не я, а Роркх. Это убеждение, прописанное правилами Договора. Роркх показывает, как все будет. Практически все люди, что знают правду, заглянули в Бездну. Но им повезло меньше, потому что они сделали это в самом начале.
— Они прожили сколько? Семь лет в камне?
— Восемь-девять. До первой Великой Обороны и еще немного сверху, пока не началось поглощение. Это те, кому не повезло. Многие управились за пару месяцев, если пытались уничтожить проводящий кристалл. Тогда все заканчивалось быстро.
— Девять лет, — услышал я самое главное.
— На самом деле не так уж страшно. По ощущениям это было как несколько мгновений. Впрочем, как и реальная жизнь.
— Как они с ума не сошли после такого?
— Отходняки два-три месяца, — пожал плечами Хауст. — Потом все возвращались в норму. Разве что кошмары по ночам снятся. До сих пор. Роркх не может вредить людям напрямую, это Договор. Но временно вывести из строя вполне способен. Главное, без необратимых последствий.
— Фантомный перенос, — провел я параллель.
— Что-то вроде, — кивнул Хауст.
— Так что это было? — повторил я свой вопрос.
— Будущее. Мы предполагаем, что у Роркха есть свои Ведающие и он точно так же знает варианты будущего. И показывает наиболее вероятный исход. Но он немного юлит, это точно.
— В каком смысле?
— В самом начале, в первый день появления меня и кристалла, шансы были пятьдесят на пятьдесят. Уже на второй день равновесие нарушилось, чем больше людей…
— Помню, — отмахнулся я. — Чем больше знают, тем меньше у нас шансов.
— Так вот, — вздохнул Хауст. — Роркх всегда показывает свою победу. В разных вариантах, но он всегда выигрывает. Даже в первый день, первым заглянувшим. Но это не главное. Есть другой фактор, который раньше трудно было отследить, но подозрения имелись.
— Роркх не видит богов. Реальных богов. Поэтому с нами не было Йорка. Он не может учесть их влияния на исход событий.
— Но и мы не видим влияния Роркха. Только то, что он нам показывает.
— Роркх — бог? — удивился я. И это была первая эмоция в моем сознании за последний час.
— Никто из них не бог, — отмахнулся Мечник. — По крайней мере они не способны делать ничего, что обычно предписывают богам. Скорее это Демиурги, скованные обязательствами по Договору. С силами, добровольно запечатанными заклинаниями. Но они не сверхсущности. Просто слово «бог» ближе всего подходит к ним.
— А Роркх?
— Три условных бога против одного Роркха. И правила равенства сторон. Сам можешь понять насколько он силен.
— Это если их реально трое. Мы более-менее уверены в двух. И то Йорка можно за половинку считать, как я понял.
— Всегда трое. Просто поверь. Устойчиво, когда тройственно, что бы это ни значило.
— И кто третий?
— Кто-то достаточно могущественный, чтобы суметь до сих пор успешно скрываться в тени. Я бы сделал ставку на кого-то из Парагонов. А вообще ставлю на Небесного, он умел заглядывать за грань этого мира, пусть и только во сне. И поверь мне, неискушенному в магии. Сделать такое в пустом мире, мягко говоря, невозможно.
— Тогда почему он дал Шоту себя укокошить? — добавил я в голос скепсиса.
— А мне почем знать? — ухмыльнулся Хауст. — Стану богом, тогда скажу.
— Так а что дальше?
Мы уже прошлись по основам. Хауст подтвердил, что в ОбсСисе я видел именно то, что он собирался мне показать. Даже прокрутил на перемотке совещание Парагонов на всякий случай. Но все происходило один в один.
Словно бы пересматриваешь хорошо знакомый сериал. Или перечитываешь книгу, которую прочитал совсем недавно. И мозг категорически отказывался признавать, что все происходящее сейчас — не какой-то сон или галлюцинация.
Но какао делало свое дело, будучи неким триггером, отделяющим дурман кристалла от яви. Деталь, которой не было в тот раз. Напиток служил неким якорем, отделяющим воспоминания от происходящего сейчас. И это помогало, успокаивало и очищало голову. Хотя я бы не отказался и от бурбона, чего уж юлить.
— Дальше все как обычно, — пожал плечами Хауст. — Считай, что ты у нас новый Парагон. Других вариантов все равно нет. Не забывай главное правило. Не рассказывай об этом никому, кто не в курсе происходящего.
— Так я уже… То есть в тот раз…
— Да, ты говорил, — прервал Хауст. — Если никто не сумел тебя переубедить и отговорить, значит Парагон должен был учитывать такой исход. Что ты расскажешь своему отряду правду. Я все еще не одобряю такой подход. Помню, как у нас меньше чем за день обвалились шансы на победу. Но и переубеждать тебя не стану.
— Иногда замотивированный на идею боец куда эффективнее, чем тупой исполнитель приказов.
— Сказал же, не буду тебя уговаривать. Поступай как считаешь правильным.