Рось квадратная, изначальная

Честно говоря, Хитрун и сам еле сдерживался, чтобы не накостылять Скальцу по шее, но он недаром был ватаманом и вовремя почувствовал, чем дело пахнет. А дело пахло дракой. Видимо, оплошность Скальпа была последней каплей, переполнившей чашу раздражения бандюков, чувствовавших себя в Проклятом домене донельзя паршиво. А драки он сейчас никак не мог допустить. И ватаман встряхнул за грудки Ухмыла, как тот перед этим Скальца:

– Да ты что, Ухмыл, ведёшь себя так, будто мудильных яблок обтрескался! Ну всё, хватит, потащили бревно дальше, нет у нас времени на ерунду всякую! – Выпустив бандюка, ватаман, подавая пример, первым схватился за ствол.

– Что-то я не пойму, батько, то ли у меня крыша едет, то ли Махина тронулась, – сказал вдруг Жила, оказавшийся самым спокойным среди остальных крикунов.

Бандюки разом умолкли, повернув головы.

– Опять не успели, пся крев! – заорал Буян, суматошно размахивая руками.

– Ещё бы! – Ухмыл сплюнул. – Всякая работа требует больше времени, чем ты думаешь!

– Заткнитесь! Все! – Ватаман обвёл ватагу налитыми кровью глазами. – Ну, раз так, раз опять с бревном боком вышло… Скалец, хватай тушу козла и давай за нами, на грузовоз. В конце концов жареной кляче в задницу не смотрят!

– Ась? – Красавчику показалось, что он ослышался. – Что хватать?

Вместо повтора ватаман схватил того одной рукой за шкирку, другой за штанцы и, размахнувшись, запустил в нужную сторону, словно камень из пращи. Несколько шагов, отчаянно вскрикивая и суматошно дрыгая ногами, Скалец пролетел по воздуху, прежде чем коснулся земли, и еле успел увернуться, чтобы не вляпаться в козлиную тушу. После чего остановился, не зная, что предпринять дальше, и растерянно глядя в спины бандюков, устремившихся к составу.

– А зачем он нам, батько, этот козёл? – на бегу поинтересовался Буян.

– Он же смердит, усы узлом! – Ухмыл сплюнул.

– Вот именно что смердит, кровь из носу! Сигайте в грузовоз, после объясню, что делать будем. Пора Махину остановить, иначе уедем… к елсам на куличики. А они нас вместо этих куличиков и используют.

Скалец снова глянул на козла и скривился. Вроде и тушка небольшая, худосочный какой-то козёл попался, а воняло от него так, что не только желудок, душу наизнанку выворачивало. Неужто ему придётся это брать руками?! От жалости к себе Красавчик готов был прослезиться. Какие ж всё-таки злые эти бандюки, прямо сил нет!

– Без козла в грузовоз не пущу, понял, кровь из носу?!

Крик ватамана подстегнул, словно крапива по причинному месту.

Да и времени не было заниматься самоутешением – Махина постепенно набирала ход, и оставаться одному с елсами Скальцу никак не хотелось. Зажав одной рукой нос, чтобы хоть немного пригасить вонь, он схватил козла за копыто и быстро, бегом поволок за собой.

Глава двадцать вторая, где всё путешествие на первый взгляд накрывается медным тазом

Бывают братья по разуму, а бывают – по недоразумению.

Апофегмы

– Дедушко, а сколько ж тебе ныне лет набежало, ежели ты, как утверждаешь, был свидетелем столь давних событий? – с некоторым сомнением спросила Минута, едва Проповедник закончил рассказ.

– Много, – буркнул дед, явно недовольный высказанным недоверием. – Много лет минуло, скатертью дорога. Не считывал. Может, семь десятков, а может, и все десять…

– Ну, дед, это ты загнул! – Благуша хмыкнул. – Ты же выглядишь не больше чем на полтинник, а тебе уже тогда, судя по рассказу, столько и было…

– А ты у елсов поспрашивай, почему я с тех пор стареть перестал, – сказал как отрезал Проповедник.

– Елсы, елсы, сколько уже времени в этом домене, а так ни одного и не видел! – пробормотал Воха Василиск, уставившись в Благушину книжицу, страницы коей он перелистывал в течение всего рассказа, ни разу не передохнув. – Горазд ты, дедуля, врать…

– Что это за вонь? – вдруг спросил Благуша, поморщившись. В махинерии определённо завоняло тухлятиной. Брезгливо потянув носом, слав определил направление источника и уточнил: – Это от клоацинника так несёт, Воха, или от тебя?

– Пусть моется тот, кому лень чесаться! – бодро отбрил Воха, по-прежнему не отрываясь от чтения томика апофегм. Но тут тяжёлый запах добрался и до его менее чуткого, чем у Благуши, носа. Воха наконец поднял глаза и недоумённо хмыкнул:

– И вправду, откуда такой дрянью тянет?

– Фу, гадость какая, – фыркнула Минута, прижимая к лицу платок, годный на все случаи жизни.

Тут и дедок, оставив на время своё недовольство, стал принюхиваться, поводя из стороны в сторону своим крупным, горбатым «клювом». Седые усищи при этом топорщились, поднимаясь и опускаясь, словно вёсла во время гребли.

А зловоние становилось всё сильнее.

Вскоре уже и принюхиваться стало незачем – разило отовсюду и с одинаковой силой. Напротив, пришло время по примеру Минуты зажимать носы кому чем придётся.

– Нет, энто всё-таки бандюки, – глухо заявил Безумный Проповедник, уткнув нос в рукав армяка. – Энто токмо от них, засранцев, может быть такая вонища!