Рось квадратная, изначальная

Благуша привычно поднял книжицу к лицу, но, спохватившись, снова опустил. И так уже наговорил с три короба. И откуда только берётся? Прямо слово за слово цепляется, да так складно, что самому слушать себя приятно.

– Уж не из этой-то книжицы ты нахватался этакой премудрости? – смекнул тут Выжига, только сейчас приметив томик в руках приятеля.

– Точно. Хорошая книжица. Апофегмы называется, в храмовнике приобрёл. Советы умные даёт – страсть! И всегда своевременные. Словно живая, оторви и выбрось! Всё никак надивиться на неё не могу.

– Ух ты, интересно! А мне совет какой-нибудь даст, пёсий хвост?

– Да пожалуйста, оторви и выбрось, жалко, что ли, – читай.

Выжига склонился над распахнутыми страницами в руках Благуши.

– «Дудак – состояние, в котором может пребывать мужчина, не догадываясь об этом, ежели, конечно, у него нет жены», – прочитал он и нахмурился. – Не понял. Это к чему?

Благуша с трудом сохранил серьёзность на лице, сдерживая прямо-таки конячий гогот, так и рвущийся наружу из его груди. Ай да книжица! Вот так уела!

– «Самое приятное в детях – это процесс их производства», – перелистнув страницу, прочитал Выжига далее и хмыкнул. – Верно глаголет, но вот первый совет я что-то не…

Надо было принимать меры, пока Выжига не скумекал и не обиделся.

– Ладно, друган, пора мне, время поджимает. – Благуша передал Выжиге ключи от лавки и тяжеленный мешок с бабками. – Ну, бывай. Матушке с батюшкой моим бабки заработанные снеси да передай, чтоб не волновались. Удачи тебе, как мне самому!

И не успел Выжига очухаться от такого доверия, как Благуша уже выскочил из лавки и стремительно зашагал через кон, ловко лавируя среди многочисленных прилавков и лавок, к Раздрай-Мосту, чтобы как можно быстрее оказаться в домене Простор, а там – и в веси Утренние Слёзы.

Его ждала Минута, и этим всё было сказано.

Глава вторая, где выясняется, что мир тесен и пути-дорожки часто пересекаются

Вероятность встретить приятеля возрастает именно тогда, когда он на хрен вам не нужен.

Апофегмы

Как всегда, на кону было шумно.

В поисках гостинцев для своих домашних стражник-раздрайник Обормот бродил по рядам, разглядывая товар и попутно здравкаясь со знакомыми, а в голове всё вертелась забавная, но назойливая песенка, давеча слышанная в станционном трактире в исполнении известного романсера Фасо Бурчалкина, ныне посетившего их места:

Но где же, где же видел ты,
Ты чудака такого,
Который бы вертел, вертел
Очаг вокруг жаркого.

Песенка Обормоту нравилась и задорностью своей, и разумной постановкой вопроса. Действительно, где ж это было видано, чтобы очаг вертели вокруг жаркого? Вот только этот прилипчивый куплет насиловал голову уже битых три часа, и Обормот, не в силах от него избавиться, готов был даже возненавидеть не только эту песенку, но и её исполнителя.

Впрочем, расхаживать по рядам это обстоятельство ему ничуть не мешало.

Служебная алебарда с широким полукруглым лезвием, надраенным до зеркального блеска, придерживаемая за нижний конец древка могучей дланью, важно лежала поперёк плеча Обормота. И разночинный базарный люд едва успевал отскакивать или пригибаться, когда стражник, неторопливо вышагивая, куда-нибудь поворачивался, тем самым подстригая острым лезвием воздух за широкой спиной и грозя кому-нибудь снести голову. Впрочем, уворачивался народ привычно, даже особенно не замечая сей напасти, так как по-другому стража своё орудие труда и не нашивала, и, сколько помнили старики, всегда так было. А что привычно, то и досады особой не вызывает.

А уж тем более таких мелочей за собой не замечал сам Обормот, лично полагавший себя доброй и наивной душой, недостаточно строго выполняющей свои служебные обязанности. Поэтому алебарду он таскал с собой постоянно, даже в свободное от службы время, и народ, можно сказать, гонял чуть ли не круглосуточно.

Подгребая к одному из торговых рядов, заваленных разными диковинками, Обормот громко топал пудовыми сапогами и решал про себя сложную проблему. Вот она: то ли в трактир заглянуть чаркой угоститься, то ли штраф с кого для успокоения души содрать, а за что – всегда найдётся, то ли сразу домой, к жинке под тёплый и мягкий бок податься.

Тут-то он и увидел в суетящейся толпе своего нового знакомца из славов.

– Ага! – радостно гаркнул Обормот, причём гаркнул с такой силой, что народ вокруг него словно ураганом разметало в разные стороны, а некоторые от внезапного испуга даже за прилавки попрыгали, как матросы за борт с тонущего корабля. – Кого я это вижу, халваш-балваш, не своего ли другана Благушу?!

И устремился к нему, раскрыв ведмежьи объятия.