Читаем Rosa Canina полностью

— Сейчас я изнасилую ее, как некогда он изнасиловал тебя. Слушай, слушай, что написал этот Вася. Слушай внимательно! Когда они подъезжали к бензоколонке — Петька узнал это место по женскому локтевому изгибу дороги, — к его изумлению, было уже совсем темно. Неуж. он так долго отсутств.? Нет, по его расчетам, всего час, м.б. — два, а вышел он утр., и есть совс. не хотелось, и т. что вокруг был ровн. глухой дневн. свет, и вот теперь — прозрачн. темнота. "Кор. дни, кор. дни!" — сказ. он себе, вышел из маш. и пош. к ресторанчику возле бензок…. Так ты опоздал тогда, что ли? Может, ты его не любишь, этого Васю? Или все-таки любишь?… На верхней ступеньке маленького крыльца стоял хозяин и, подняв свечу, светил ему навстречу. Петька попробовал отвернуться от яркого света, делая вид, что вспомнил о шофере, с которым нужно обговорить дальнейший маршрут, но машина тронулась с места и исчезла в излучине дороги. Он не мог долго оставаться с головой, повернутой в сторону пустоты, и снова взглянул на хозяина. Тот стоял, опершись широкой спиной на дверь, и продолжал освещать Петьку, держа узкую длинную свечу в опущенной руке. Петька остановился на верхней ступеньке, не желая идти против света. Свеча торчала прямо ему в лицо и испускала бледный розоватый свет. Выражение лица хозяина было смиренным и приветливым, Петька заметил, что по обе стороны от двери кто-то стоит. Он взял из рук хозяина свечу и осветил их, это были те двое, с которыми он познакомился в городе, и которых ему представили как Цезаря и Александра. Теперь они сделали вид, что не знают его и отвернулись от пламени свечи. Один хозяин продолжал смотреть ему в глаза тупо и смиренно. Словно устав стоять в одной позе, этот мощный человек раскинул руки и оперся кулаками о боковые планки дверной коробки. Из ресторанчика кто-то пытался выйти, дверь дрожала от напора, но хозяин стоял прочно. Двое глядели в разные стороны и не держались ни за что, словно паря над землей.

— Кто вы? — потребовал ответа Петька, переводя взгляд с одного на другого.

— Ваши собаки, — ответили они.

— Это собаки, — тихо верифицировал хозяин.

— Как? — спросил Петька. — Вы — мои старые любимые собаки, которых я запер в доме другой страны, оставив им миску с молоком и пачку сухого корма? Те самые псы, которые авторизовали пустую бутылку из-под кока-колы, мочась на нее по очереди, а потом начали гонять ее по вылизанному горничной паласу, пока не загнали под слишком низкий для ваших спинок шкаф? Не вы ли мои охотничьи друзья, которых я жду в сопровождении местного егеря?

Они подтвердили.

— Это хорошо, — сказал Петька, немного подумав, — это хорошо, что вы пришли. Впрочем, — добавил Петька, еще немного подумав, — вы очень задержались, я могу лишь дать вам клички нерадивых собак.

— Далеко было идти, — сказал один.

— Далеко было идти, — повторил за ним Петька, — однако я встретил вас в городе, прежде чем взять такси.

— Да, — подтвердили они, не объясняя ничего.

— Где егерь, который должен был с вами прибыть? — спросил Петька.

— Его нет, — ответили они.

— Егерь, который должен был отпереть дверь моего дома в другой стране, надеть на вас намордники и привезти сюда в преддверье тяги, — пояснил Петька.

— Его нет, — повторили они.

— Ну что за люди! — сказал Петька. — В охоте что-нибудь понимаете?

— Нет, — ответили они.

— Но если вы — охотничьи собаки, то вы должны в этом понимать.

Они молчали.

— Ладно, пошли, — сказал Петька и подтолкнул их в дом. Однако хозяин не двигался с места, продолжая прикрывать спиной дверь в свое заведение. Длинная узкая свеча уже опять была у него в повисшей руке и освещала Петьку бледным розовым светом.

— Отойдите с дороги, — попросил его Петька.

— Нельзя, — без выражения на лице негировал хозяин.

— Хорошо, — согласился Петька.

Через мгновение он взял свечу из его безвольной руки и опять направил на лица Цезаря и Александра.

— Тяжело с вами, — дефинировал Петька, сравнивая уже не в первый раз их лица. — Как, собственно, прикажете вас различать? У вас различаются только имена, в остальном вы похожи друг на друга как, — он запнулся, но не смог выговорить мысль до конца, — во всем остальном вы действительно похожи друг на друга, как два глаза.

Они усмехнулись.

— Вообще-то нас хорошо различают, — сказали они, оправдываясь.

— По-видимому, да, — согласился Петька, — я и сам был свидетелем вашего различения, но у меня есть только мои глаза, и ими различить я вас не могу. Поэтому я буду обращаться с вами как с одним единственным человеком и обоих называть Цезарь, тем более, что так зовут одного из вас. Тебя что ли? — спросил Петька у одного.

— Нет, — ответил тот, — меня зовут Александр.

— Ну, это не важно, — сказал Петька, — я буду вас обоих называть Цезарь. Если я приказываю Цезарю "фас!", то бросаетесь вы оба, если я посылаю Цезаря на тягу, то вы оба отправляетесь туда; правда, для меня не очень удобно, что я не смогу использовать вас на разных охотах, но зато я имею то преимущество, что оба вы будете отвечать безраздельно за проступок одного. Вы не сможете свалить друг на друга ответственность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века