Росас

Ночь была, как мы уже сказали, очень тихая, поэтому на большом дворе форта и в коридорах было заметное оживление: алькальды, мировые судьи, их лейтенанты и ординарцы стояли группами и курили кому что нравилось, тем же заняты были половина корпуса серенос и почти весь штаб.

В эту ночь весь разношерстный гарнизон крепости, по приказанию генерал-инспектора Пинедо, был под командой Мариньо.

Невозможно описать изумление подполковника Мариньо, когда он заметил дона Мигеля в обществе генерала Мансильи: он полагал, что молодой человек находится в трех лье от города, на вилле.

Дон Мигель не знал, что Мариньо в ту ночь командовал крепостью, однако он не обнаружил никакого удивления и, понимая, что происходило в душе редактора «Торговой газеты», он сказал, обращаясь к дежурному генералу:

— Вот что называется служить, генерал! Сеньор Мариньо оставил перо и взялся за шпагу.

— Это не более чем исполнение долга, дель Кампо! — отвечал Мариньо, еще не оправившись от своего изумления.

— И вот что называется бдительностью: здесь никто не спит! — произнес дежурный генерал.

— Чего мы нигде не видели! — прибавил Мигель, окончательно сбивая с толку Мариньо, который не знал, как ему себя держать.

Командир серенос терялся в догадках. Направляясь в зал, где был приготовлен ужин, Мариньо не удержался и спросил дона Мигеля, от смущения почти не сознавая сам, что он говорит:

— Итак, кабальеро, вы провели эту ночь верхом?

— Почти.

— Ага!

— Я оставался до семи часов вечера у сеньора временного губернатора, а перед тем как присоединиться к генералу, направился к Эль-Ретиро, чтобы прогуляться.

— К Ретиро со стороны Сан-Исидро?

— Вот именно, со стороны Сан-Исидро, но я вспомнил, что у меня есть одно дело в Эль-Сокорро, поэтому я должен был прекратить свою прогулку, от всей души позавидовав всаднику, ехавшему впереди меня, которому, вероятно, не надо было поворачивать с этой дороги.

— Перед вами?

— Да, со стороны Сан-Исидро, по верхней дороге, — отвечал Мигель, окончательно заставляя Мариньо потерять

голову. — Что поделать, — прибавил он, — у нас нет ни минуты отдыха.

— Это правда!

— Ах! Если бы я обладал вашим талантом, сеньор Мариньо, если бы я владел пером так, как вы, то мои досуги были бы посвящены нашему святому делу, а то теперь я бегаю туда и сюда, днем и ночью, не принося пользы Ресторадору.

— Каждый делает то, что может, сеньор дель Кампо! — холодно ответил Мариньо.

— Ах, когда, наконец, у нас будет мир и когда увидим мы торжество тех блестящих федеральных принципов, которые вы проповедуете в своей газете!

— Когда не будет более ни одного унитария ни явного, ни тайного!

В эту минуту адъютант позвал их к генералу. Они направились в зал, где за столом, уставленным аппетитными блюдами и дорогими винами, сидело человек пятнадцать,

— Ну, дель Кампо, чего вы хотите? — сказал генерал Мансилья.

— Я не буду есть, сеньор, но выпью за победу нашего федерального оружия.

— И во славу Ресторадора законов! — прибавил Мансилья.

Стаканы были опрокинуты, но в молчании.

— Подполковник Мариньо!

— Что прикажете, генерал?

— Прикажите всем спать: неизвестно, что может случиться, поэтому не надо напрасно утомлять ваших людей.

— Прикажете поднять мост?

— Нет, не надо!

— Вы думаете, что ничего не произойдет сегодня ночью, генерал?

— Нет, ничего!

— Вы уже уезжаете?

— Да, я должен посетить еще другие казармы, а затем отправлюсь спать.

— У вас надежный спутник.

— Кто это?

— Дель Кампо.

— Этот молодой человек — драгоценная игрушка.

— Из чего, генерал?

— Я не знаю, из золота или из позолоченной меди, но он блестит! — сказал Мансилья, улыбаясь и подавая руку Мариньо.

Когда они вышли из залы, дон Мигель подошел к командиру серенос.

— Я завидую вам, подполковник, — произнес он, — я хотел бы занимать такой же пост, чтобы мог отличиться. Так ли вы страдаете за федерацию, как я страдаю?

— Я перенес бы все, даже неодобрение.

— Неодобрение?

— Да, даже здесь я слышал как, некоторые лица порицали вас.

— Меня?

— Они говорили, что ваш долг требовал, чтобы вы были в крепости к семи часам вечера, вы же прибыли только в одиннадцать.

Мариньо покраснел до самых ушей.

— Кто же говорил это, — спросил он с яростью.

— Ну этого не повторяют, сеньор Мариньо: о чудесах рассказывают, не называя имен святых. Они говорили об этом, следовательно, такие вещи могут дойти до ушей Ресторадора.

Мариньо побледнел.

— Болтовня, — сказал он. — Чушь!

— Конечно, чушь!

— Однако, не повторяйте этого никому, сеньор дель Кампо.

— Даю вам слово, сеньор Мариньо. Я один из тех, кто всего более восторгается вашим талантом, кроме того, я чрезвычайно признателен вам за услугу, которую вы хотели оказать моей кузине.

— Как она себя чувствует, ваша кузина?

— Очень хорошо, благодарю вас.

— Вы ее видели?

— Сегодня после обеда.

— Я слышал, что она покинула Барракас?

— Нет, она поехала на несколько дней в город и вскоре вернется к себе на дачу.

— А! Она вернется?

— Со дня на день.

— Едем, дель Кампо! — крикнул генерал Мансилья, уже сидевший на лошади.

— Я вас прошу забыть эти глупости, сеньор дель Кампо.

— Я уже не помню их. Спокойной ночи!