Гвоздики раздражали его своим слишком сильным запахом. Они лежали под солнцем на плетеном столике и увядали, так что если он еще хочет подарить их отцу, то сейчас самое время. Но он уже не хотел, вернее хотел, только очень устал, и от света болели глаза. А главное, должен обдумать, что́ произошло вчера. Он чувствовал, оно совсем близко, надо лишь мысленно ухватить его, однако ж оно ускользало, терялось.
Головная боль усиливалась. Ах, ну отчего так должно быть? Ему ведь было нынче так весело!
Госпожа Адель окликнула его с порога и тотчас вошла. Увидела цветы на солнце, хотела послать Пьера за водой, но, взглянув на мальчика, заметила, что он бессильно обмяк в кресле, а по щекам катятся крупные слезы.
— Пьер, дитя мое, что с тобой? Тебе плохо?
Он посмотрел на нее не шевелясь и снова закрыл глаза.
— Солнышко мое, скажи, что у тебя болит? Хочешь в кроватку? Поиграем? Где больно?
Пьер покачал головой, в лице отразилось недовольство, словно она досаждала ему.
— Оставь меня, — прошептал он.
А когда она приподняла его и привлекла к себе, мальчик, будто на миг охваченный яростью, не своим голосом выкрикнул:
— Оставь же меня!
Секунду спустя протест угас, он снова обмяк в ее объятиях, а когда она подняла его, слабо застонал, измученно наклонил голову и содрогнулся от приступа рвоты.
Глава тринадцатая
С тех пор как Верагут поселился один в своем маленьком новом доме, жена бывала у него крайне редко. И когда сейчас она, не постучав, быстро и взволнованно вошла в мастерскую, он мгновенно почуял дурную весть, инстинкт предупредил его так уверенно, что она не успела сказать ни слова, а у него уже вырвался вопрос:
— Что-то с Пьером?
Она торопливо кивнула:
— Должно быть, он всерьез захворал. Вел себя довольно странно, а недавно его опять вырвало. Ты должен съездить за доктором.
Пока она говорила, взгляд ее скользнул по пустому просторному помещению и остановился на новой картине. Она не видела фигур, не узнала даже малыша Пьера, просто неотрывно смотрела на полотно, вдыхая воздух комнаты, где уже много лет обитал ее муж, и смутно угадывая ту же атмосферу одиночества и упрямой самодостаточности, в какой давно жила сама. Но мгновение спустя она оторвала взгляд от картины и попыталась ответить художнику, который встревоженно сыпал вопросами.
— Будь добра, вызови по телефону автомобиль, прямо сейчас, — наконец сказал он, — так будет быстрее, чем в экипаже. Я сам поеду в город, только руки вымою. Буду в доме через несколько минут. Ты ведь уложила его в постель?
Четверть часа спустя он сидел в автомобиле, направляясь к единственному врачу, которого знал и который раньше иногда бывал у них в доме. По старому адресу он доктора не нашел, тот переехал. Разыскивая новую его квартиру, он встретил докторский экипаж, врач поздоровался с ним, он ответил и, только когда уже проехал мимо, сообразил, что он-то ему и нужен. Повернул обратно и нашел докторский экипаж возле дома какого-то пациента, пришлось ждать, минуты тянулись мучительно медленно. Наконец доктор вышел, Верагут перехватил его в дверях и попросил сесть в автомобиль. Доктор упирался и возражал, пришлось увезти его чуть ли не силой.
Автомобиль тотчас помчался в Росхальде, а врач положил руку Верагуту на колено и сказал:
— Что ж, я ваш пленник. И вынужден заставить ждать других, которые во мне нуждаются, как вам известно. Ну, что у вас стряслось? Ваша жена захворала? Нет? Значит, малыш. Как бишь его зовут? Да, верно, Пьер. Давненько я его не видал. Что с ним? Несчастный случай?
— Он болен, со вчерашнего дня. Нынче утром все было как будто бы в порядке, он встал, немного поел. А теперь вот опять рвота, и что-то у него, кажется, болит.
Худой рукой врач провел по некрасивому умному лицу.
— Вероятно, желудок. Посмотрим. В остальном у вас все хорошо? Прошлой зимой я видел вашу выставку в Мюнхене. Мы вами гордимся, почтеннейший.
Он взглянул на часы. Оба молчали, когда шофер переключил скорость и автомобиль с громким пыхтеньем поехал в гору. Скоро они добрались до места, но вышли у ворот усадьбы, которые были закрыты.
— Подождите меня! — крикнул доктор шоферу.
Они быстро пересекли двор, вошли в дом. Мать сидела у постели Пьера.
Врач тотчас перестал торопиться. Без спешки принялся осматривать больного, попытался разговорить мальчика, успокоил мать добрым словом и как бы невзначай создал атмосферу доверия и деловитости, которая благотворно подействовала и на Верагута.
Пьер симпатии доктору не выказывал, притих, был сердит и недоверчив. Когда ему ощупывали и мяли живот, он насмешливо скривил губы, словно считал все это нелепым и бесполезным.
— Отравление, судя по всему, исключено, — осторожно сказал врач, — и аппендикс в полном порядке. Видимо, просто несварение желудка, а в таком случае самое милое дело — ждать и поститься. Сегодня ничего мальчику не давайте, кроме черного чая, если он захочет пить, а вечером можно дать глоточек бордо. Если все будет хорошо, утром на завтрак чай и сухарик. Если возникнут боли, можете позвонить мне по телефону.