Росхальде

Некоторое время оба молчали. Госпожа Адель была поражена и догадывалась, чтó значит это известие. Быть может, он хочет оставить ее, дать ей свободу? Во всяком случае, это была первая серьезная попытка такого рода, и в глубине души она испугалась, что чувствует так мало волнения, тревоги и надежды, а уж о радости вообще речи нет. Пожалуй, для него новая жизнь еще возможна, но не для нее. Ей будет легче с Альбером, и Пьера она завоюет, только вот навсегда останется брошенной женой. Сотни раз она представляла это себе как свободу и избавление; однако сегодня, когда все, казалось бы, могло стать реальностью, на нее нахлынуло столько страха, стыда и ощущения вины, что она оробела и была уже не в состоянии ничего желать. Чутье подсказывало: так должно было случиться раньше, во времена бед и бурь, когда она еще не научилась смирению. Теперь все уже слишком поздно и бесполезно, не более чем итоговая черта под решенными делами, просто завершение и горькая констатация сокрытого и полупризнанного, без малейшего проблеска новых жизненных соблазнов.

Верагут внимательно читал в сдержанном лице жены, ему было жаль ее.

— Давай попробуем, — мягко сказал он. — Вы просто без помех поживете вместе, ты и Альбер… и Пьер тоже, ну, скажем, в течение года. Я думал, тебе так будет удобно, да и детям наверняка пойдет на пользу. Им ведь, поди, тоже несладко, оттого… оттого что мы не сумели толком справиться с жизнью. И нам самим продолжительная разлука кое-что прояснит, тебе не кажется?

— Возможно, — тихо сказала она. — Надо полагать, ты уже все решил.

— Да, и написал Отто. Мне ведь нелегко разлучиться с вами на такой долгий срок.

— Ты хочешь сказать, с Пьером.

— Конечно, в особенности с Пьером. Знаю, ты прекрасно о нем позаботишься. Я не могу ожидать, что ты будешь много говорить ему обо мне, но не поступай с ним так, как с Альбером!

Она протестующе тряхнула головой:

— Это не моя вина, ты же знаешь.

Он осторожно положил руку ей на плечо, с неловкой, давно забытой нежностью.

— Ах, Адель, давай оставим разговоры о вине. Ладно, во всем виноват я. И хочу попытаться загладить вину, вот и все. Об одном прошу: не дай мне потерять Пьера, если это возможно! Через него мы пока что связаны друг с другом. Постарайся не омрачать его любовь ко мне.

Она закрыла глаза, словно защищаясь от искушения, потом нерешительно сказала:

— Ты долго пробудешь в отлучке… А он ведь ребенок…

— Конечно. Пусть и останется ребенком! Пусть забудет меня, если иначе нельзя! Но помни, он — залог, который я оставляю тебе, а для этого я должен очень тебе доверять.

— Альбер идет, — быстро прошептала она, — сейчас будет здесь. Мы после еще поговорим. Все не так просто, как ты думаешь. Ты даешь мне свободу, притом больше свободы, чем я когда-либо имела и желала, и тотчас возлагаешь на меня ответственность, которая связывает меня по рукам и ногам! Позволь мне еще подумать. Ты ведь тоже принял решение не в одночасье, так что дай и мне немного времени.

За дверью послышались шаги, вошел Альбер.

Он удивился, увидев отца. Неловко поздоровался, поцеловал госпожу Адель и сел завтракать.

— У меня есть для тебя сюрприз, — спокойно начал Верагут. — Осенние каникулы можешь провести с мамой и с Пьером, где вам заблагорассудится, и Рождество тоже. Я уезжаю путешествовать, на несколько месяцев.

Молодой человек явно обрадовался, но, стараясь не подать виду, полюбопытствовал:

— Куда же ты едешь?

— Пока точно не знаю. Сперва отправлюсь с Буркхардтом в Индию.

— О, так далеко! Один из моих однокашников родился там, кажется в Сингапуре. Там до сих пор охотятся на тигров.

— Надеюсь, что да. Если вдруг подстрелю одного, то, конечно, привезу шкуру. Но вообще я собираюсь там писать.

— Могу себе представить. Я читал про одного французского художника, он жил где-то в тропиках, по-моему на острове в южных морях… Наверно, это замечательно.

— Правда? А вы тем временем поживете в свое удовольствие, будете сколько угодно музицировать, кататься на лыжах. Ну, не буду вам мешать! Пойду посмотрю, что делает малыш.

И он вышел, не дожидаясь ответа.

— Все-таки иногда папа просто выше похвал, — восторженно сказал Альбер. — Путешествие в Индию, мне нравится, в этом есть стиль.

Мать с усилием улыбнулась. Она утратила равновесие и чувствовала себя будто на суку, который подпиливают. Но молчала, постаралась придать лицу ласковое выражение, в этом у нее был большой опыт.

Художник вошел к Пьеру, сел у его кровати. Тихонько достал узкий альбомчик и принялся набрасывать голову и руку спящего мальчика. Хотел до отъезда, не мучая Пьера сеансами, как можно чаще и лучше рисовать его и запечатлевать в памяти. Со всем вниманием и нежностью старался воссоздать милый облик, контуры мягких волос, красивые нервные ноздри, тонкую, безвольно лежащую руку и упрямо-породистую линию крепко сомкнутых губ.