Роскошь нечеловеческого общения

- Просто я думал - он же тебе с книгой помог. Может, у вас с ним дела какие-то?

- Да нет у нас с ним никаких дел! Нет! А дверь - она меня давно раздражает. Вот и прорвалось. Ничего особенного.

- Ну конечно, - согласился Гоша и снова демонстративно замолчал, как давеча в магазине.

Гости разошлись часам к четырем. Последней уехала Вика Суханова со своей совсем уже сонной Надюшкой.

- Хорошо им, конечно, - бурчала Карина Назаровна, гремя на кухне посудой. - Машину вызвал - в любое время тебя куда хочешь отвезут... Тоже мне - баре. Можно подумать... Новые русские... Денег-то - куры не клюют... Как это люди устраиваются? Надо же... Была-то совсем замухрышка, я ее помню, бегала по магазинам, как и все... А теперь - просто не подходи...

- Карина ляжет у нас в спальне.

Журковский посмотрел на жену, вошедшую в кухню. Галина была уже в халате, глаза ее слипались.

- А вы все сидите... ну, давайте. Только тихо. Я устала как собака... Гоша, ты в кабинете можешь лечь, и ты, Толя, тоже... Поместитесь... Кресло-кровать там, диван... Белье в шкафу... Я уже не в силах вам стелить...

- Нет, я домой поеду, - ответил Гоша. - Сейчас, Галя, мы допьем тут...

- Да я тебя не гоню, оставайся ты, ради бога... Куда ты пьяный-то поедешь? И на чем?

- Доберусь. Не волнуйся, Галочка. Мне не впервой.

- Ну как знаешь. А то ложись... Все, господа хорошие, я пошла. Карина, ты в спальню приходи...

- Да-да, Галочка, конечно, конечно. Я сейчас тут домою все, чтобы утром чистенько было, и приду..

- Спокойной ночи. - Галина зевнула и скрылась в коридоре, шаркая разношенными тапочками.

- Ну что, Толя, за упокой наших душ? - спросил Крюков, наполняя рюмки.

- Типун тебе на язык! - испуганно вскрикнула Карина Назаровна. - Ты что, Гоша?

- Что ты имеешь в виду? - спокойно спросил Журковский.

- Что имею? То и имею. Что мы с тобой, Толя, - покойники.

- Да перестань ты, господи ты боже мой... Что ты несешь-то? - Карина Назаровна всплеснула руками.

- Карина Назаровна, - тихо сказал Крюков, - мы с вами, вообще-то, кажется, не родственники?

- Я не поняла, - отреагировала Карина Назаровна. В слове "поняла" она сделала ударение на первом слоге.

- Вы не поняли? Так поймите, что я не с вами разговариваю. Это во-первых. А во-вторых, я вам не сын, не брат, не сват и не кум. И обращайтесь ко мне, пожалуйста... Если у вас есть что сказать... На "вы". Теперь вы поняли?

Карина Назаровна мгновенно покраснела, на глазах ее выступили слезы. Она аккуратно, преувеличенно аккуратно повесила на крючок кухонное полотенце и, опустив голову, вышла из кухни.

- Ты чего заводишься? - спросил Журковский.

Сам Анатолий Карлович терпеть не мог эту Карину, только ради жены и выносил ее присутствие в своей квартире. Но женских слез он тоже не мог видеть. Особенно если плакала женщина пожилая. Пожилая, бедная, одинокая и очень несчастная, каковой Карина Назаровна и являлась.

- Ты что, Гоша? - снова спросил он, глядя в окаменевшее лицо Крюкова. Перепил, что ли?

- Нет. Не перепил. Чтобы перепить, мне нужно еще примерно столько же. Просто надоело. "Гоша" я ей, понимаешь! Нашла себе дружка... Давай, Толя!

- Ты бы извинился все-таки.

Гоша поставил рюмку на стол, медленно поднялся с табурета.

- Только ради тебя, Толя.

- Да ничего, ничего, ладно уж... Я-то сама не права была... Вы уж меня простите, Гоша. Так у меня по привычке вырвалось...

Журковский и Крюков синхронно обернулись. В дверях стояла Карина Назаровна, промокая слезящиеся глаза крохотным вышитым платочком.

- Простите меня, Гоша... Я же не хотела вас обидеть... Я только по-доброму... Думала, мы, вроде, свои здесь...

- Да садитесь вы, садитесь... Давайте выпьем. Бросьте...

Крюков говорил растерянно, выдвигал и снова задвигал под стол свободный табурет, переставлял на столе рюмки - словом, совершал множество лишних движений. Видимо, так он пытался скрыть свое смущение.

- Конечно, конечно, - бормотал Крюков, - о чем речь... Конечно, свои... И вы меня простите, сорвался, настроение, знаете, паршивое, вы уж не держите зла...

Карина Назаровна уселась напротив Гоши, рядом с хозяином дома, и боязливо посмотрела на Журковского снизу вверх. Она была маленького роста, пухленькая, из тех, кого порой называют "пышечками". Правда, волосы у "пышечки" были почти уже совершенно седые, а под глазами залегли глубокие складки, совсем не похожие на те, что бывают от частого и искреннего веселья.

- Выпейте с нами, выпейте, - бормотал Гоша, наливая водку. - Давайте...

Карина Назаровна взяла рюмку пухлыми, короткими, почти детскими пальчиками.

- Спасибо... Спасибо вам... И вам, Анатолий Карлович...

- Помилуйте... Да за что же?

- За все, - кротко ответила Карина Назаровна. - За все. За то, что меня терпите. Я же понимаю... Не совсем дурочка. Нужна я вам, можно подумать... У вас свои дела... А я просто у вас под ногами кручусь... Мешаю всем. Я же вижу. Все вижу.

Она выпила водку, затем, покосившись на Журковского, протянула над столом свою сдобную ручку и взяла маринованный огурчик.

- Правильно, Гоша, вы сказали - "за упокой наших душ".