Роскошная хищница, или Сожженные мосты

Первое время Егорка изводил всех плачем, не спал ночами и постоянно звал Марину, выматывая нервы и Хохлу, и без того измученной заботами и горем Даше, и даже хладнокровной няне Наталье Марковне, вынужденной переехать в коттедж. Мальчик стал плохо есть, то и дело куксился и просился на руки, а засыпал вообще только с Хохлом, который и сам с ног валился от усталости и морального опустошения. Энергия, бурлившая в Женьке все время, пока он занимался устройством дел, иссякла, и он чувствовал себя опустошенным и выжатым, много курил и беспрестанно пил чифир. И только Даша заставляла его съесть что-то и хоть чуть-чуть держать себя в руках.

– Ты о ребенке подумай, Женька! – говорила она, сидя вечерами вместе с ним в кухне, по привычке подперев щеку кулаком. – Ведь нет у него никого теперь, ты только. Сиротой опять остался, второй раз уже!

В такие моменты у Хохла чесался язык рассказать домработнице о том, что Марина жива. Но потом он спохватывался, понимая, что лишний свидетель ему совсем не нужен.

Он долго и серьезно готовился к последнему в этой стране своему крупному делу. Просчитал все мелочи, все варианты, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что Марина Коваль мертва. Хохол не просто любил ее, но и был обязан ей за то, что она дала ему, за то, что он смог выкарабкаться и разорвать круг, в котором неизбежно оказывается человек, дважды побывавший за решеткой. Марина показала ему, что может быть по-другому, что можно и после тюремного ада стать человеком, обрести семью и счастье, иметь нормальный дом и не оглядываться назад. Она подарила ему свою любовь и вселила уверенность в том, что и он, Хохол, может быть кому-то нужен, он, такой, как есть. Да, пусть их семейную жизнь нельзя было назвать идеальной, но все же это была семья, опора, поддержка, которой Хохол никогда не видел ни от кого в этой жизни. И теперь он должен сделать так, чтобы все это возродилось – пусть даже не в России, а в совершенно чужой и не понятной ему стране. Но там вместе с ним будет его любимая женщина, его Марина, которую он во что бы то ни стало поставит на ноги, вернет к жизни, поможет стать снова прежней. И даже если вдруг этого не случится, если она на всю жизнь останется инвалидом, Хохол готов был смириться и с этим, лишь бы она была рядом. И сын... Маленький Егорка Малышев, копия своего родного отца. За это время Хохол успел привязаться к нему и считал своим сыном, любил, баловал, ругал за шалости – так, как поступал бы с собственным ребенком. И мальчик платил ему искренней привязанностью, засыпал у него на руках, по-детски трогательно делился лакомствами, часто забирался вечерами на колени и гладил ладошками хмурое Женькино лицо. И от этого простого и наивного жеста сердце Хохла таяло и переполнялось нежностью к маленькому человечку. Ни разу за все время, что Марина провела в больнице, у Хохла не возникло и мысли о том, что ему самому было бы намного легче, отдай он ребенка в детский дом, как однажды посоветовал ему один из охранников:

– А ведь в самом деле, Жека, отвез бы ты его в дом малютки. Как будешь без матери чужого пацана поднимать? Кто он тебе? – И тут же рухнул на землю, получив сокрушительный удар в челюсть и услышав короткую фразу:

– Мне он сын.

Больше никто не рисковал давать Хохлу подобных советов...

* * *

...Когда самолет, оторвавшись от взлетной полосы московского аэропорта, поднялся в небо и взял курс на Лондон, Хохол, прижав к себе испуганного гулом двигателей мальчика, подумал, что теперь все – все позади. Они вместе – Марина, Егорка и он сам, а значит, все теперь будет очень хорошо. Они начнут жить заново, не оглядываясь назад и не вспоминая ни о чем. Просто жить, не думая о том, что с кем-то из них может случиться что-то ужасное. И лежащая сейчас на носилках Марина поправится и станет прежней красавицей Коваль. И мир будет принадлежать только им троим...