Рославлев, или Русские в 1812 году

– Боже сохрани! тут нам и карачун. Прошло с полчаса; наш проводник съехал со двора, ворота заперли, и, казалось, кругом нас все затихло. Андрей отворил потихоньку дверь, заглянул в сени: в них не было никого. Я надел шинель, подпоясался шарфом и, держа в руках обнаженную саблю, вышел вместе с ним на крыльцо. Начинало уже светать; окинув быстрым взглядом весь двор, я заметил, что в одном углу забора недоставало нескольких частоколин и можно было без труда пролезть в отверстие. Кругом дремучий лес; если успеем до него добраться – мы спасены. Потихоньку, почти ползком, мы прокрались вдоль стены к углу дома. Забор от нас в пяти шагах… еще несколько минут, и мы на свободе!.. Вдруг две огромные меделянские собаки бросаются к нам навстречу… Я был впереди и успел выскочить в отверстие. Но бедный Андрей – ах! я слышал его отчаянный крик, который сливался с лаем собак и громкими голосами людей, выбегающих из дома. Я мог остаться, мог умереть вместе с ним; но спасти его было невозможно. А если мне посчастливится уйти от разбойников, то в первой деревне я найду помощь, ворочусь с вооруженными людьми и, может быть, застану его еще в живых. Вот что думал я, спеша добежать до лесу. Я был уже на половине дороги, как вдруг слышу позади себя близкой лай; оглядываюсь – о ужас!.. За мной гонится одна из собак. Я собираю все мои силы – не бегу, а лечу… страх – да, господа, признаюсь – страх придает мне крылья. Вот уже я в лесу – бегу куда глаза глядят, перепрыгиваю через кусты, колоды, валежник… Проклятая собака, как тень, следует за мною; она уже в двух шагах; я слышу ее удушливое дыхание… Принужденный защищаться, я останавливаюсь и, прислонясь к толстому дереву, начинаю отмахиваться моею саблею. Злобная собака вертится, прыгает вокруг меня. Ужасный рев ее раздается по всему лесу, и пена бьет клубом из ее открытой пасти. Несколько раз я пытался нападать на нее сам, но всякой раз без успеха; казалось, она отгадывала вперед все мои движения: то бросалась в сторону, то отскакивала назад, и все сабельные мои удары падали на безвинные деревья и кусты. Наконец зло взяло и меня… Я бешусь, рублю сплеча во все стороны: кругом меня справа и слева летят щепы, а проклятая собака целехонька и час от часу становится неотвязчивее.

– Постой-ка! – прервал Зарядьев. – Посмотрите, господа! Что это такое – вон там за кустами?

– Где? – спросил Сборской, взглянув в окно.

– Ну, вон! против нашей квартиры.

– Я ничего не вижу.

– И я теперь не вижу ничего, а право, мне показалось, что там мелькнуло что-то похожее на штык.

– И полно, братец! Тебе все чудятся штыки, да ружья! Нужно было перервать Ленского в самом интересном месте. И тебе охота его слушать? Рассказывай, братец!

Зарядьев, не отвечая ничего, продолжал смотреть в окно, а Ленской начал снова.

– Более четверти часа продолжался этот неравный бой; я начал уставать, сабля едва держалась в ослабевшей руке моей. Вдруг послышались шаги поспешно идущих людей; собака, почуяв приближающуюся к ней помощь, ощетинилась, заревела, как тигр, и кинулась мне прямо на грудь. Я опустил саблю, но удар пришелся плашмя и не сделал ей никакого вреда; а собака, вцепясь зубами в мою шинель, прижала меня плотно к дереву. Вокруг меня загремели голоса: «Сюда! сюда! он здесь!.. вот он!» – и человек шесть с фонарями выбежали из-за кустов. Сердце у меня замерло, руки опустились, и я должен вам признаться, что в эту решительную минуту страх был единственным моим чувством. Но прошу не очень забавляться на мой счет: погибнуть на поле чести, среди своих товарищей, или умереть безвестной смертию, под ножами подлых убийц… Да, господа, кто не испытал этой чертовской разницы, тот не может и не должен смеяться надо мною.

Разбойники вместо того, чтоб воспользоваться беззащитным моим положением, стащили с меня собаку. Чувство свободы возвратило мне всю мою бодрость.

– Злодеи! – закричали, – чего вы от меня хотите? Все, что я имею, осталось у вас; а если вам нужна жизнь моя…

– Господин офицер! – перервал кто-то знакомым уже для меня хриплым басом, – вы ошибаетесь: мы не разбойники.

– Не разбойники?.. А мой несчастный слуга?..

– Я здесь, сударь! – закричал Андрей, выступи из толпы.

– Да, господин офицер! – продолжал тот же басистый незнакомец, – мы точно не разбойники; а чтоб вернее вам это доказать, честь имею представать вам здешнего капитан-исправника.

«Плохое доказательство!» – подумал бы я в другое время, но в эту минуту мне было не до шуток.

– Позвольте мне рекомендовать себя, – сказал тоненьким голосом сухощавый и длинный мужчина.

– Что ж значит, – спросил я, не выпуская из рук моей сабли, – этот уединенный дом, оружие?..

– Это мой охотничий хутор, – подхватил толстоголосый господин, – а я сам здешний поветовый маршал, помещик Селява; мое село в пяти верстах отсюда…

– Возможно ли?.. Но разговор, который я слышал: убийство… кровь…

– О! в этом уголовном преступлении мы запираться не станем, – запищал исправник, – мы нынче ночью били медведя.

– Медведя?..