Старенький трамвай, внешне отживший свое, бодренько, по закраинным улочкам, привез меня в скопление монолитов за высокими оградами. Офис типографии и редакции, с навязшим в голове прошлым названием, знали все. С чувством, далеким от лирики, по пустынной выщербленной мраморной лестнице поднялся на третий этаж здания. Длинный коридор блистал роскошью прошлого века – норы-двери расположились строем запретительных табличек.
«Секретарь» – показалась мне подходящей для решения насущной задачи.
– Ассоль? – зависла взглядом на меня небрежно ухоженная бальзаковская мадам. – Вы от организации, или частное?!
– И то, и другое, – стушевался я ее напором.
– Пройдите к главному редактору.
Из стечения обстоятельств морально я подготовился встретить на своем пути нелицеприятные преграды и, увидев миловидное улыбающееся лицо редактора-женщины, остался приятно удивлен. Не переставая улыбаться, она ничуть не удивилась моим вниманием к Ассоль.
– Производственные проблемы. Решим – вы от корпорации?
– Простите за дерзость – от корпорации случайных знакомых.
Улыбка оказалась не напускной – она не слетела с ее лица. На мое счастье, редактор оказалась не зашоренным придатком рабочего места, а оптимистичным доброжелательным человеком.
– Так, так, милейший, влюбились, значит, – бросила она без обиняков. – Нам такое знакомо.
Прямолинейной понятливостью она сразу сняла все возможные витиеватости.
– Знаете, именно вы – располагаете, а приходится иногда и в других выражениях. У нашей Асечки сейчас психологически трудное время. Вы ведь знали Христофора Ивановича? Такое потерять… трудно нам, даже испытанным бойцам. Разочарую, подать вам Асечку на блюдечке с золотой каемочкой сейчас, сию минуту не смогу. В далекой командировке она. Боялась я за нее. В глуши одной, интервью с чрезвычайно тонким человеком – сама хотела, но Асечке нужнее. Вам, заметьте, вам одному озвучу ее место пребывания. Мы с ней близки в откровениях – слышала о вас. Лимит времени – однако дела, я все сказала.
Она улыбнулась извиняюще и протянула записку с адресом. Не вспомню всех слов, высказанных в благодарность, но помню, как слетел с пустынных неуютных этажей, показавшихся мне прекрасным творением рук и ума человечества.
– Тюмень, Исетский район, с. Исетское, – пробежал глазами написанное.
…Нужная мне улица вывела на окраину цивильного крепкого села. Судорожно поеживаясь от стылого бокового ветра, приблизился к деревянному, по-хозяйски ухоженному домику. Свежая пахота за ним выдавала близкую привязанность хозяев к земле. В подворье гуляли куры – ничто не отличало его от десятков других, образующих протяженность улицы. С удвоенной от волнения судорогой постучал в калитку. Почти одновременно с ней открылась дверь в дом – на порог вышел дородный сибиряк в годах с умным лицом, следом – молодая красивая женщина в домотканой поддевке. Знакомые глаза метнули в меня искры, но тут же погасли. Они остановились рядом, взявшись за руки, и мне показалось, что я опоздал к ней навсегда.
Сомалийский индивид
Летом ищем тень.
Зимой ищем, где солнце.
Ищем то, чего нет.
Как бы кто-то из нас не изощрялся – каждое чередное зрелое утро дня твоего рождения все равно напомнит о наползающем холодке другой части жизни. А однажды уставшее недоумением сознания, сердце не захочет встряхнуть блекнущее тело в пируэтах бессмысленных физических нагрузок. Маскирующий, подобно осенней бессмыслице туман мышления призван не скрывать утраченные возможности – он обязан завуалировать тот неизбежный переходный рубеж, тогда-то и рождаются новые горизонты былых событий. Не беда, если вы на какое-то время приуныли – за зимой придет все та же весна. И дай вам Бог найти в ее фазах свое обновленное начало.
Обращаюсь за советом к мудрым:
«…Великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем». Совет Пифагора равноценен его же непреложной математической истине: «Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов».
Жить прошлым – самоубийство?! У прошлого назначение морского якоря – остановить движение, наша действующая задача – оставаться на плаву.
Кто бы знал о прегрешениях предшественников – горячих молодых умов, их сиюминутных услаждений и поспешных революций сознаний, если бы не навязчивый невроз достигших высот мироздания вчерашнего поколения. Для них прошлое – кливер, треугольник, сохраняющий энергию движения.