Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Но кого назначает Государь вместо старого Горемыкина? Тут вся Россия разводит руками. Он назначает Бориса Владимировича Штюрмера, внука австрийского генерала, человека одиозного, известного своими теснейшими связями с Распутиным. Это плевок в лицо обществу: «Вот вы хотели – я вам дал свободу. Как вы её употребили? Вы хотели у меня всё забрать. Вот теперь получайте». В середине 1916 года, уже при Штюрмере, отправляются в отставку ещё два министра-либерала – Сергей Сазонов и Александр Самарин. 15 марта 1916 года был отправлен в отставку генерал Поливанов. Дума уже окончательно становится в позицию борьбы с Государем. Или – или…

Одновременно в 1916 году идёт восстановление экономики, восстановление стабильного положения на фронте. Да, внутри большие проблемы с рабочим классом, но рабочие сотрудничают с предпринимателями в Военно-промышленных комитетах. И они вместе фактически начинают в 1916 году готовить государственный переворот, смену власти. У нас есть масса сведений, масса признаний, того же Гучкова и многих других, как это всё делалось, как это организовывалось.

В 1916 году всю Россию обошло сравнение, которое сделал брат Николая Маклакова, знаменитый думский правокадетский политик Василий Алексеевич Маклаков. Он опубликовал 27 сентября 1916 г. свою статью в «Русских ведомостях» о шофёре на дороге…

По горной дороге несётся машина. В этой машине шофёр плохо владеет рулём. Дорога сложная. В машине есть люди, которые намного лучше умеют управлять. Но шофёр отказывается отдать руль. Пассажиры постепенно начинают понимать, что шофёр не в своём уме. Что делать? Если начать бороться за руль в условиях этой горной дороги и большой скорости, скорее всего, машина улетит в пропасть и все погибнут. Надо дождаться конца горной дороги и тогда сменить водителя. Но с другой стороны, промедление крайне опасно – безумный шофёр в любой момент с хохотом может направить машину в пропасть. Из двух рисков надо избрать меньший. Маклаков считал, что на ходу пытаться сменить водителя нельзя. Всей России было понятно, что имеет в виду автор статьи…

Но большинство не соглашалось с Василием Маклаковым. Большинство говорило, что водитель нас просто катит в пропасть и вырвать у него руль из рук надо как можно быстрее. Многие говорили о том, что Николай и Александра готовятся заключить сепаратный мир с Центральными Державами, которые близки им и по духу авторитаризма, и по немецкой крови. Не забудем, тогда было время почти всеобщей романтической веры во всесилие «крови и почвы». А Дума была патриотичной, она сепаратного мира не желала. Милюков бредил Босфором и Дарданеллами под русским двуглавым орлом. Милюкова так и называли – Милюков-Дарданелльский. Лидеры общества были все, в отличие от народа, большие патриоты. Народу же весь этот патриотизм, весь этот «Босфор наш!» надоел смертельно. Иван Алексеевич Бунин записывает в дневнике 5 апреля 1916 года в своей Орловской губернии: «Всё думаю о той лжи, что в газете насчёт патриотизма народа. А война мужикам так осточертела, что даже не интересуется никто, когда рассказываешь, как наши дела. „Да что, пора бросать, а то и в лавках товару стало мало. Бывало, зайдёшь в лавку…" и т. д.»[4]. Вот состояние народа.

Но общество настроено патриотично, ибо оно уверено, как намекал Маклаков, что лучше умеет «управлять машиной». Трагедия же заключалась в том, что управлять-то лучше умела царская бюрократия, она имела многовековой опыт управления государством, но она теряла поддержку как общества, так и народа, она переставала быть популярной. Новый растущий деловой класс, от промышленников-миллионеров до умелых крестьян-хуторян, был более популярен, хотя ему, как всегда и везде, и завидовали неудачники, но этот новый класс не умел управлять государством. Государством нельзя управлять как поместьем или компанией. Тут надо иметь совсем иной навык, в первую очередь – навык компромисса. Надо было договориться бюрократии и новому классу, и можно было договориться. Но этого договора не возникло. Именно в этом – огромная беда.

Ричард Пайпс пишет в связи с этим: «Россия могла бы избежать революционного переворота лишь при одном условии: если непопулярная, но искушенная в делах бюрократия, со своим административным и полицейским аппаратом, стала бы сотрудничать с популярной, но неискушенной в делах либеральной и либерально-консервативной интеллигенцией. В конце 1915 года ни одна из этих групп не была способна управлять Россией сама по себе. Помешав этому союзу, когда он был ещё возможен, Императору Николаю оставалось только ждать, что рано или поздно новая сила, ввергая Россию в анархию, сметёт со сцены и тех и других, а с ними и его самого»[5].