Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Если в 1918–1919 годах человеку удавалось из «Совдепии» перебраться в некоммунистическую часть России – будь то Украина, Сибирь, Финляндия или даже Архангельская губерния, он сразу же попадал в мир изобилия пищи и бытовой устроенности – от истощения здесь никто не умирал, коммунальные службы работали, хотя жизнь, разумеется, была нелёгкой. И это свидетельствует, что голод и холод в большевицкой части России были не стихийным бедствием и даже не результатом экономических ошибок (ошибки можно было легко исправить, закупая, скажем, продовольствие у крестьян на награбленное в банках золото), но целенаправленной политикой.

Тот, кто не имеет пищи, не имеет сил сопротивляться. Он или умирает, или идёт служить тому, кто будет давать ему кусок хлеба. В этом и был весь нехитрый расчёт большевиков – смирить голодом народ, только что напившийся допьяна революционной вольностью, и, смирив, а также оболванив его направленной и жёстко контролируемой пропагандой, утвердить навсегда свою власть над ним. К голоду как к действенному политическому оружию большевики будут прибегать всегда, когда их власть над обществом становится ненадёжной.

VII

Правительствующий Сенат, последнее государственное учреждение старой России, о котором, кажется, на время забыли большевики, 22 ноября (5 декабря нового стиля) 1917 года в общем собрании вынес решение о незаконности создания Совнаркома и, соответственно, о неправомочности всех его декретов, равно как и декретов, принятых ВЦИК Советов.

Решение Сената рабочие сенатской типографии отказались набирать для печати, а Совнарком, спохватившись, издал в тот же день декрет № 56 «О суде», отменивший в России право. Право и суд заменила революционная целесообразность. Все судебные учреждения, в том числе и Сенат, распускались. Их заменили устанавливаемые Советами «народные суды» и «революционные трибуналы». Они могли следовать «законам свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и правосознанию». В ноябре 1918 года любое применение старых законов было запрещено. Всё законодательство российского государства, складывавшееся многие столетия, было отменено одним росчерком большевицкого пера. Оно было заменено полным беззаконием или, как любили говорить сами большевики, «правом революции». До настоящего дня этот декрет остаётся в силе и действие русского законодательства не восстановлено. В России продолжают действовать советские «законы» в той мере, в какой их ещё не заместили новые законы Российской Федерации, считающей себя «продолжательницей СССР».

27 декабря 1917 года Совнарком декретом запретил созывать Всероссийский земский съезд, намеченный на 18 января 1918 года. Этим же декретом был учреждён специальный комитет, который должен был ликвидировать всю земскую деятельность в России. В январе 1918 года земства всех уровней были распущены большевиками: «Было бы вопиющим противоречием и непоследовательностью, если бы пролетариат, стремясь к своему господству, остановился в смущении, как перед святыней, перед существующими органами местного самоуправления», – говорил, вынося приговор земству, один из делегатов III Съезда Советов в январе 1918 года. Вместо самоуправления было введена жёсткая властная вертикаль от ленинского Совнаркома до последней деревни.

29 ноября была объявлена вне закона Конституционно-демократическая партия – Партия народной свободы. Все её руководители подлежали немедленному аресту, и все, кого удалось схватить большевикам, были арестованы даже за день до издания декрета – утром 28-го – и брошены в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Им было вменено в вину, что кадеты «отказались признать власть народных комиссаров». 6 января 1918 года два видных кадетских деятеля, члены ЦК КДП и министры Временного правительства Фёдор Фёдорович Кокошкин и Андрей Иванович Шингарев были зверски убиты матросами-анархистами в Мариинской больнице, куда их накануне под караулом перевели из крепости из-за сильного ухудшения здоровья. Убийцы, конечно же исполнявшие волю новой власти, не понесли никакого наказания.

VIII